Наглое игнорирование. Николай Берг

бы поглупели. Убитых оказалось совсем не так много, как показалось вначале – всего восемнадцать человек. Раненых оказалось гораздо больше, в разы – причем сразу было не понять, кто просто перемазан в чужой крови, а кто серьезно покалечен сам, только еще не понял, насколько все плохо, вроде миловидной медсестрички из приемного отделения. Той, которая, стеснительно улыбаясь, спросила Потапову, смогут ли ей пришить в госпитале руку, а когда врач захлопала непонимающе ресницами, девушка и впрямь показала, что ее правую руку как топором ссекло прямо по запястью. И она беломраморную изящную кисть, на первый взгляд показавшуюся Потаповой куском скульптуры, аккуратно держит здоровой рукой. И по повязке не скажешь, что кровотечение сильное. Врач не нашлась, что ответить. Просто голова кругом пошла! И словно бы этого было мало, так поперли наконец раненые, самоходом, на каких-то телегах, попутных грузовиках и черт знает как.

      И тут словно бог услышал ее молитвы – появился наконец пропавший начштаба. Немного отстраненный, явно не в себе, – но к нему Потапова бросилась, как к спасителю.

      Старший лейтенант Берестов, начштаба медсанбата

      То, как к нему кинулась Потапова, как с надеждой посмотрели толпившиеся вокруг нее люди, встряхнуло старлея. Понял, что тут кроме него командовать некому. И еще он понял, что медсанбата больше нет. На этой помойке, которой стала разбитая вдрызг поляна, не осталось ни одной целой палатки, запасы, складированные чуть поодаль, ровно так же попали под бомбы и теперь там все было перемешано с землей и листвой.

      Сам Берестов видал бомбежку еще во время Финской войны, но издалека, не ближе пары километров. Почти совсем невидные в небе самолеты бомбили с горизонта, на высо́ты ниже 1 000 метров не спускались, а то и с бо́льшей высоты бомбы кидали. И как-то все это несерьезно было. Довелось видеть и штурмовку финских позиций «Чайками» и «Ишаками», но опять же не близко, на расстоянии опять же пары километров. Совсем другое дело оказалось самому попасть под бомбоштурмовой удар, да еще особенно незабываемые впечатления в первый раз это испытать. Непонятно, куда самолет с высоты целится, кажется, что именно в тебя.

      В укрытии, даже самом примитивном, пережить бомбежку и штурмовку явно легче. Теперь Берестов винил себя в том, что не приказал заранее выкопать хотя бы простые открытые щели, даже не говоря про капониры для укрытия техники и блиндажи для персонала и раненых. Тяжело налилось чугунной гирей чувство вины, что не подготовился заранее, не успел сделать все то, что должен был, что именно из-за этого погибли подчиненные, в том числе и жена с будущим ребенком. Давило это душу.

      Он тут был единственным военным человеком, со штатских-то чего спрашивать! И этот командир дивизионного медсанбата, военврач Левин, действительно не понимал, что произойдет, интеллигентный, неадекватный, совершенно гражданский человек. Старлей с трудом вспомнил, что кинулся его искать с самыми худшими намерениями. С трудом вспомнились странные детали – малиновое желе с какими-то девчачье-розовыми комками, словно манную