Жюльета понимает, что он забыл про все, и тихо говорит ему:
– Гастон, ты ничего не ел с утра… Я приготовила для тебя ужин.
– А? – говорит Гастон… – И ее волосы должны быть длинными, тяжелыми и золотисто-красноватыми. И воздух должен был горячим, прозрачным, золотистым и неподвижным, как неподвижен бывает воздух в жаркий полдень…
Жюльета поднимает голову.
– Гастон, иди поужинать, – говорит она уже решительно.
Гастон тихо проводит рукой по лбу. Он съедает кусок ветчины с корнишонами, выпивает пол-литра вина.
Стемнело в ателье. И он сдвигает занавески окон и зажигает свечи. Работа будет на всю ночь.
Жюльета убирает на столе. Ее тело тоскливо сжимается от одиночества, от холода в душе и от чувства бессильной, безответной любви.
Ателье кажется громадным, и темные, коварные чудовища таятся по его углам.
Делать ей нечего. Она подходит медленно к постели, распускает тяжелые волны своих пышных волос. Ей остается только лечь и долго-долго глядеть открытыми глазами перед собой… Потом заснуть тяжелым крепким сном, без грез.
Две из многих
– Шесть часов. Они придут поздно?
– Да, поздно. Мы будем ужинать вдвоем.
Винченца придвигает маленький стол к постели возле окна.
На постели лежит Марианна. Она освобождает руки из-под одеяла, рассматривая розовые ногти.
– Что у нас к ужину?
Винченца покрывает столик белой салфеткой и ставит два прибора.
– Бульон, мясо по-бургондски, спаржа с соусом, потом будем пить кофе.
– С коньяком?
– Да.
Марианна медленно подкалывает шпильками свои длинные волосы.
– Знаешь, Винченца, я теперь думаю: если бы мы могли жить долго-долго, вдвоем, в этом отеле, в этой уютной комнате с плетеной мебелью, и чтобы жизнь не приходила к нам и не стучалась в дверь.
Винченца улыбается:
– Когда же нужно было уходить отсюда, то наш хозяин подал бы нам длинный-длинный счет. А кто бы стал платить? Не я, понятно.
Марианна смеется:
– И не я тоже. – Она с комфортом вытягивает ноги на постели и начинает есть. – Все это пустяки, мечты… Я ко всему привыкла. Мне все равно. – В ее словах звучит какой-то грустный вызов. – Мне все равно. А все же, знаешь ли…
Винченца смотрит на нее.
– Ты из какого города?
– Я из Бретани, – говорит Марианна, задумавшись, – из Сен-Мало. У меня там отец, брат женатый. Рабочие оба. Работают, работают, как вьючные животные. И здоровы, красивы… Труд их красит, должно быть. Я переписываюсь с ними иногда. Они не знают ничего. Они убеждены, что и я тоже… работаю. – Она смеется принужденным коротким смехом. – Ты из какого города?
– Из Флоренции.
– А у тебя есть кто-нибудь?
Винченца хмурит брови.
– Никого нет.
Ее тонкие ноздри слегка расширяются, как будто под влиянием сдержанного гнева.
– Никого, –