Улыбалась одними глазами.
У Громова мурашки побежали по спине от такого пристального внимания. Будто ребенку показывали новую игрушку.
Нет. Будто коллекционер заприметил давно разыскиваемый экземпляр и не мог поверить, что тот наконец оказался у него в руках.
– Писатель? Про что пишешь? – Барс мазнул взглядом по блондинке, обратил свое царское внимание на новенького. Кажется, знакомству с Лукьяновой он был больше рад. Тут же оценил рост, размах плеч Гриши, приосанился. – И почему перешел в двенадцатый класс к нам, не учился ведь до этого по Вальдорфской системе? – Арсений наклонил голову вбок, улыбнулся, показывая обаятельные ямочки на щеках. Сделал шаг вслед за Эммой, собственнически закинул ей руку на плечо. Громов хмыкнул про себя – помечает территорию. – Признавайся, ты отсталый? – Барс пустил садистский смешок, но затем расслабленно взглянул на Громова.
Будто не пытался задеть специально. Был по сути таким – обаятельным мерзавцем. Такие являются последователями Марии Антуанетты: «пусть едят пирожные». Все в Арсении: жесты, мимика, медные волосы и улыбчивые морщинки у глаз говорили о том, что он даже не старался выигрывать. Знал, что априори – лучший.
Гриша был совершенно не против подыграть.
– По той же причине, что и ты, – спокойно ответил он.
Барс взглянул на Громова лукаво. Гриша старался смотреть на Арсения, с которым вел диалог. Не давать упасть взгляду на платиновую принцессу рядом, которая глазами продолжала его пожирать.
– Хочешь еще год пить, трахаться и не быть скованным обязательствами сессии? – Наклонил голову вбок Барс.
Эмма рядом закатила глаза.
– Вроде того. Только без поездок в Лондон и алкоголь у меня эконом-класса, – дернул Громов уголком губ.
Арсений расхохотался, одобрительно покачал головой. Эмма снова коротко улыбнулась. Глядела теперь на Громова несмело, из-под ресниц, а не прямо, как хищник.
– Главное, чтобы не женщины, – Барс хлопнул Гришу по плечу и снова прострелил висок Эммы поцелуем. – Да, детка? – Сальная шутка осталась без объяснений, ответом на нее послужила натянутая улыбка платиновой принцессы.
Она мотнула головой, поправила несуществующие складки на юбке короткого белого сарафана, подняла на Громова взгляд.
Серые глаза под слоями туши казались коктейлем горячих специй. Белые волосы, белое платье, бледнее, чем у друзей, кожа, делали ее в тени осеннего клена мраморным изваянием. Эмма, кажется, даже не моргала. Застыла в пространстве и только взгляд ее горел. Горел по направлению к Громову.
– Так что пишешь, Громов? Раз ты писатель.
Гриша с трудом отмер, с усилием вырвал взгляд из застывшего пространства летнего дворика, перевел внимание на улыбчивого Арсения. Только улыбка эта больше похожа была на оскал. Громов понял: если до этого Барс дерзил просто потому, что родители не привили ему хороших манер, то теперь