Товарищи, я думаю, что вы приняли вполне правильное решение, когда предпочли о концессиях поговорить сначала во фракции. Вопрос о концессиях вызвал повсюду, не только в партийных кругах и среди рабочих масс, но и среди широких масс крестьянства, по тем сведениям, которые мы имеем, немалое волнение, даже беспокойство. Все товарищи указывали, что после декрета 23 ноября текущего года на большинстве собраний, посвященных разным темам, чаще всего раздавались вопросы и подавались записки о концессиях, и общим тоном как этих записок, так и разговоров было опасение: своих капиталистов мы прогнали, а чужих хотим пускать. Я думаю, что эти опасения, этот широкий интерес к концессиям, который проявили далеко не одни только партийные товарищи, есть признак благоприятный, показывающий нам, что за три года неизмеримо тяжелой борьбы власть рабоче-крестьянская настолько укрепилась и опыт относительно капиталистов настолько упрочился, что широкие массы считают рабоче-крестьянскую власть достаточно прочной, чтобы обойтись без концессий, а себя достаточно проученными, чтобы без крайней надобности не идти на какие-либо сделки с капиталистами. Такого рода надзор снизу, такого рода опасения, исходящие из масс, такого рода волнения внепартийных кругов свидетельствуют о чрезвычайно пристальном внимании к отношениям между нами и капиталистами. Я думаю, что с этой стороны мы безусловно должны такие опасения, как признак настроения широких масс, приветствовать.
Тем не менее, я думаю, мы все же придем к убеждению, что руководствоваться по вопросу о концессиях только этим революционным инстинктом нельзя. Взвесив все стороны вопроса, мы убедимся в правильности политики, которую приняли, – которая состоит в предложении концессий. Я коротко могу сказать, что главной темой моего доклада или, вернее сказать, повторения беседы, которая была не очень давно в Москве с несколькими сотнями ответственных работников[5], ибо доклада я не готовил и представить его не могу, главной темой этой беседы является доказательство двух положений, именно, во-первых, что всякая война есть продолжение политики, бывшей при мире, только иными средствами, во-вторых, концессии, которые мы даем, которые мы вынуждены давать, являются продолжением войны в иной форме, другими средствами. Чтобы доказать эти два положения, или, вернее, только второе, потому что первое специально в доказательствах не нуждается, начну с политической стороны вопроса. Я остановлюсь на тех отношениях между современными империалистическими державами, которые существенны для понимания всей современной внешней политики. Это существенно для понимания того, почему мы пошли на эту политику.
Американец Вандерлип обратился в СНК с письмом, в котором он говорил: «Мы, республиканцы, принадлежащие к партии республиканцев Америки, к партии крупнейшего финансового капитала, которая связана с воспоминанием о войне за освобождение с Южными Штатами, мы сейчас не у власти». Он это писал еще до выборов, которые имели место в ноябре: «Мы победим в ноябре на выборах (теперь они победили), и в марте президент будет наш. Наша политика не будет повторять те глупости, которые ввязывали Америку в европейские дела, мы займемся