Да-да-да, короткостриженную голову белого человека с прикрытыми глазами. Его шея как бы расплывалась, уходя в никуда, поэтому впечатление было, что голова существует сама по себе – без продолжения.
В огромном помещении лаборатории воцарила тишина. И в этой тишине голова открыла глаза, нашла взглядом стоявших у дверей Бейтса с Абрахамсом и беззвучно зашевелила губами, НЕСОМНЕННО ПЫТАЯСЬ СКАЗАТЬ НЕЧТО ОСМЫСЛЕННОЕ…
Глава 4-я
Сейдзе Сото с криком проснулся и вскочил с постели, обеими руками держась за пах. То, что только что ему приснилось, вызвало не просто страх – это было нечто большим.
Во сне Сейдзе Сото, абсолютно голый, был распят на пыточном столе. Это было ясно ему, так как на стенах висели устрашающего вида приспособления, рядом стоял столик, накрытый белым, на котором были разложены различные медицинские инструменты, да и сам стол – оцинкованный, в каких-то грязных омерзительных потеках, наводил именно на мысль о пытках. Или о морге.
Но не это было самым ужасным.
Приподняв голову, он увидел нечто, что приближалось к нему со стороны распятых ног. Именно к тому обнаженному месту, которое называют мужским естеством.
Нечто было огромными ножницами. Кто держал их в руках – Сейдзе Сото было не видно, но вот сверкающий на свету инструмент, который медленно приближался к нему, иногда щелкая лезвиями длиной чуть ли не в полметра, был виден во всех деталях.
Вот он приблизился к паху вплотную, вот какая-то сила еще больше раздвинула его ноги, вот что-то коснулось яичек, и тогда Сото закричал. Даже не закричал – заверещал тоненьким голосом, забился на столе – и проснулся, уже стоя на ногах, крепко прижимая руками к телу то, чего только что чуть не лишился во сне…
На дрожащих, подгибающихся ногах он добрел до ванной комнаты, открыл кран с холодной водой и долго мыл потное лицо.
Потом еще раз внимательно осмотрел свое естество, как будто желал убедиться, что все на месте.
А потом японец заплакал.
Он, жесткий выдержанный человек, привыкший контролировать свои чувства, заплакал, как маленький ребенок.
Потому что в глубине души осознавал, хоть и не хотел, что все происходящее с ним – заслуженная кара.
Анатолий Васильевич Монасюк, человек с недавнего времени не связанный какими-либо определенными обязательствами и обязанностями, валялся, что называется, на диване в большой комнате.
Это был человек самой обычной внешности. Среднего роста, светлоглазый, с редеющими на макушке головы волосами с сильной проседью. От сверстников его отличала разве что некоторая моложавость – выглядел он на десяток лет моложе своих шестидесяти. И взгляд светлых глаз был пытливым и умным,