– Пал Палыч, вы что? – окрик Клары вывел меня из оцепенения. Я запрокинул Викину голову и прижал к её лицу маску:
– Петрович, стоп!
Коллега прекратил массаж. Я сделал гармошкой вдох. – Давай дальше. На «пятнадцать – раз».
Петрович кивнул и начал бормотать отсчёт. Клара быстро раскладывала всё необходимое для интубации. На счете «пятнадцать» Петрович остановился. Я сделал ещё два вдоха и схватил поданный Кларой ларингоскоп. Так, язык отжать, надгортанник вверх… вот она, гортань. Скверно, ах, как скверно! Из гортанной щели выползала розовая пена. Отёк лёгких!
– Трубку!
Клара вложила мне в руку интубационную трубку. Я аккуратно ввёл её в трахею, подсоединил гармошку и начал вентиляцию. Сестра раздула манжетку и зафиксировала трубку.
– Петрович, что с ритмом?
Он прижал «утюги» к груди Вики. На мониторчике дефибриллятора беспорядочно заплясала зелёная змейка.
– Фибрилляция! Заряд!
Мерзко, с нарастающей амплитудой, завыл звуковой индикатор зарядки и через три секунды умолк.
– Отошли!
Я поспешно убрал руки.
– Разряд!
Викино тело выгнулось дугой. Змейка на мониторе продолжала судорожно извиваться. Петрович чертыхнулся, отбросил «утюги» и продолжил массаж.
– Всё готово для подключички! – Клара времени зря не теряла. Я отложил гармошку и в несколько движений установил катетер в подключичную вену.
– Лидокаин, восемьдесят.
Клара стремительно отламывала ампулам головки. Петрович опять схватил «утюги». Раздался знакомый вой зарядника. Я качал гармошку, тщетно пытался нащупать левой рукой пульс на сонной артерии и отрешённо смотрел на Вику. «И это всё, что я любил…», – невесть откуда пришла на ум цитата.
Происходящее носило совершенно сюрреалистический характер. Нет, всё было привычным: клиническая смерть, реанимация, чёткие действия по устоявшемуся алгоритму… вот только тело, которое мы терзали в попытках вернуть к жизни, принадлежало Вике… а когда-то и мне. И это было насквозь неправильным…
– Отошли! Разряд!
Мгновенная пронизывающая боль вонзилась в левую руку, так и не нашедшую пульс на шее Вики. Сильнейший удар отбросил меня от неё. Боль горячей лавиной пронеслась по всему телу, заставив сердце судорожно сжаться. Я удивлённо посмотрел на Петровича, беззвучно что-то кричавшего, попытался вдохнуть, чтобы ему ответить… и не смог. А потом наступила холодная темнота.
Глава 6
Существо больше всего напоминало Чебурашку, изрядно пополневшего и заточившего себе уши напильником под острый угол. При этом псевдо-Чебурашка лишился своей привычной мохнатости, зато обрёл грандиозный панковский ирокез рыжей масти. Ирокез задорно торчал между заострёнными ушами и ритмично подёргивался: