– Слушай! – торопливо произнес Саша, расстегивая рубаху и показывая на груди золотой крестик.
– Давай продадим, а?
– Спрячь, – жестко бросил Угрюмый. – Крест продать, значит душу продать. Люди за него смерть принимали. В Афгане одному парню сказали: «Выбросишь его, оставим в живых». Он не выбросил. Короче, потопали в детский сад.
– Ты в Афгане воевал? – спросил Саша, глядя с уважением на сурового, с атлетической фигурой напарника. Иногда он ему по внешнему виду напоминал чеченских наемников, которых Саша выслеживал в Чечне. Но за внешней грубой оболочкой его тезки, скрывалась добрая ранимая душа.
– Да, – односложно ответил тот.
– А я в Чечне.
– На тебя что-то не похоже, – хмыкнул Угрюмый и ускорил шаг. Саша промолчал. Он вспомнил, как его знакомый лейтенант, командир взвода Витя Снегирев, спился после госпиталя из-за того, что он один из всего взвода, после боя остался в живых.
– Слушай, а что у тебя с женой произошло? Она ушла от тебя из-за пьянки? – после короткого молчания поинтересовался Саша. Почему-то Угрюмый даже в нетрезвом состоянии уходил от ответов на вопросы о жене. Саша понять не мог, какая в этом может быть тайна?
– Как-нибудь скажу, только не сейчас, – недовольно отозвался напарник, давая понять, что не расположен к разговору. Он шел впереди, размашисто передвигая длинные ноги и покачивая в такт ходьбе мощными кулаками. Саша еле успевал за ним. Один раздолбанный ботинок больно натер ногу. Свои хорошие ботинки, также как и подаренный Галиной Ивановной костюм он уже «загнал по случаю», и этим как бы подвел под прошлой жизнью последнюю жирную черту.
Когда они вошли в двухэтажное здание детского сада, то толстая старая техничка, моющая пол при входе, со злостью проворчала:
– Ходют тут, алкаши проклятые! Грязь таскают. Нет здесь для вас ничего.
Сашу передернуло от неожиданности, выражение «алкаши проклятые» хлестнуло по нему, как удар кнута. «А что ты, собственно, хотел? Чтобы тебе улыбались? Что есть, то есть. Еще не то услышишь». Он бросил быстрый взгляд на Угрюмого, ожидая его реакции на слова технички. Однако, тот словно ничего не слыша, спокойно обошел ее и направился в конец коридора. Саша последовал за ним. «Да, его выдержке можно только позавидовать», – подумал он.
– Постой здесь, я один зайду, – сказал Угрюмый, остановясь у двери кабинета с табличкой «Заведующая».
Он стянул с головы трикотажную черную шапку, пригладил лохматые волосы и, глубоко вздохнув, решительно толкнул дверь. Словно боясь передумать в последний момент. Саша с недоумением проводил его взглядом, заметив на его лице необычное волнение. Потом в томительном ожидании стал глядеть в окно на голые беззащитные березки во дворе. «Почему колесо моей фортуны повернулось в другую