Поэтому она не очень удивилась, когда на излёте отведенной ему службой недели, уже как бы начиная прощаться, он сказал:
– Люблю ясность. И хочу, чтобы она и у тебя была.
Она только кивнула, предчувствуя.
– Значит, так. Восприми со всей серьёзностью: предлагаю отношения продолжить навсегда. Обещаю: кроме тебя – никого, никогда. Оформление – любое, по первому твоему слову. Перспектива: к себе не зову. Тебе там делать нечего. Но если у тебя хватит терпения на… ну, не более года, думаю, что меньше – улажу всё, как надо. Предупреждаю: пока я там, связь будет с затруднениями, разве что через спутник – такие места. Но о себе буду докладывать при любой возможности. У тебя будет возможность отвечать. По-моему, я сказал всё. Итак?
– Нет, – сказала она, и добавила торопливо, чтобы он не успел понять неправильно. – Ты не сказал главного.
Артём соображал не менее двух секунд.
– Прости. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю. И ты мне нужна для жизни. Иначе не стал бы…
– Всегда начинай с этих слов. Тогда у меня хватит не только терпения. Я вообще-то не из терпеливых. У меня хватит и веры. И надежды. И любви.
…Такие вот разнообразные мысли и воспоминания приходят в голову, когда перед зеркалом приводишь себя в порядок. Замечая при этом, что флакончики и баночки уже почти пусты – как бензобак в машине.
Надо быть в полном порядке. Даже если собираешься туда, где все тебя знают достаточно давно. Нет, не «даже», а «тем более». Для этого придётся поработать ещё минут сорок. Малейшая торопливость неуместна. Женщина перед трюмо так же не имеет права ошибиться, как разряжающий мину специалист по борьбе с терроризмом. И даже ещё меньше. Потому что сапёр, ошибившись, больше ничего чувствовать не будет. А ты – будешь. Долго. Болезненно.
Потом – одеться. Уложить в сумку всё, что может понадобиться для предстоящих после штаба двух дней жизни на отцовской даче, на пленэре, так сказать, – с купаньем, с прогулками по лесу. Запереть квартиру. Бросить сумку в машину. Доехать до заправки. Попросить мужика заправить машину, чтобы самой не пропахнуть бензином. Те самые пять литров, что стоят сто пятьдесят рублей.
Оттуда – в штаб. Если там ничего срочного – за руль и к отцу. За город. Там он творит в своём шалаше – один, как уже много лет, словно бы не думающий о том, что вот понадобится, чтобы кто-нибудь подал стакан воды, – и некому будет. Уповает на Господа.
К сожалению, возможное удовольствие будет сильно подпорчено. Потому что Тим не далее как вчера позвонил откуда-то и предупредил, что хочет встретиться. Для серьёзного, мол, разговора. Дескать, в его жизни происходят – или уже произошли? – очень значительные перемены к лучшему, «и поскольку ты, Анастасия, знаешь о моём отношении к тебе…» – и так далее.
Фу. Зануда. А главное – предотвратить его появление