– Что ты имеешь в виду?
– Что тебе надо к Торе приблизиться, к заповедям.
– К Торе? Что за Тора?
– Ветхий Завет знаешь? Вот это Тора и есть. Только никакая не ветхая, а – вечная.
И она показала мне древнюю книгу с тиснеными тусклыми буквами на громоздком коричневом переплете: Т—О—Р—А. Не по-русски, а по-еврейски, конечно. Я вгляделась в эти буквы, и мне захотелось их поцеловать. Но я постеснялась. А Сара вытерла с книги пыль и, поцеловав, поставила обратно в шкаф.
Я подумала: раз эта Тора такая недоступная, такими дивными буквочками написана, то как было бы здорово ее изучить!
Усевшись, по университетской привычке, на стол, я небрежно сдвинула к краю лежавшие на нем книги, и заговорила, взволнованно жестикулируя:
– Слушай, Сарка, научи меня по-еврейски читать! Хочешь – буду каждый день приходить!
Сара почему-то насупилась.
– Во-первых, слезь со стола. Не видишь, святые книги на нем лежат? Да и не принято у евреев на стол усаживаться! Стол – он как жертвенник. И уж не думаешь ли ты, что у меня слишком много свободного времени? Я вон сколько полок еще протереть должна!
– Извиняюсь.
Я в смущении слезла со стола, при этом удивившись, чем это он похож на жертвенник и что вообще это слово означает.
– Ну, уж так и быть: алфавит еврейский я тебе покажу, – сказала Сара.
Мы уселись рядом, и она открыла передо мной книгу, на первых страницах которой был изображен еврейский алфавит.
– Это – Алеф. Выглядит как палочка, соединяющая верхний и нижний крючочки. Это как бы символ: мы, люди, внизу, а Б-г – наверху, и у нас с Ним устанавливается связь. С помощью чего? Изучения Торы и соблюдения заповедей, мицвот. Поняла?
Понимать я не старалась. Я просто… поглощала Сарины речи, а понимание шло само собой. Когда человек ест что-то необыкновенно вкусное, что ему надо при этом еще понимать? Ничего! Вот так и у меня с этими буквочками – в них был такой внутренний свет, что, казалось, вовеки от них отрываться не захочешь. Весь алфавит за пару часов вошел в меня как по волшебству. Алеф, Бейс, Вейс, Гимeль! Шин, Тов, Сов! Я готова была целую вечность сидеть и вглядываться в причудливые буквы, разрисовывать ими листы в толстой тетради по политэкономии.
Сара увидела, что я легко схватываю, и поспешила меня озадачить:
– Главное, да будет тебе известно, это не учение. Учение тебе может показаться легким и приятным. Но главное-то – это соблюдение заповедей. А тут легкой жизни не жди! Меня вот, например, целых два года проверяли, соблюдаю ли я все заповеди как положено – и только потом гиюр сделали. Быть евреем – это целая работа! Столько всяких правил, ограничений!
– Ну, и хорошо, что есть ограничения, – вдруг сказала я, – мне уже надоело жить без ограничений. Дворняжка уличная пусть живет без ограничений!
– Ты вряд ли отдаешь себе отчет, о каких ограничениях идет речь. Я ведь тебе еще ничего не рассказала!
– Зато