Выплакавшись, Ярина пошла в деревню, к батюшке, помощи просить. Схоронить требовалось Агриппу: какой бы она ни была при жизни, а покой заслужила.
Мать помогать отказалась, так что за срубом Ярина и батюшка вдвоем пошли. Ни о чем не говорили, работали спокойно и споро. Собрали для бабки маленькую избушечку, окурили подпорки смолами, принесли тело Агриппы и положили внутрь.
Как закончили, батюшка сказал:
– Любила она лес, думаю, рада будет, что подальше от людей ее схоронили.
– Она же матерью твоей была, а ты к ней даже не захаживал, – укоризненно сказала Ярина.
– Сама знаешь, что о ней говорили, – отмахнулся батюшка. – И не врали же.
– Что значит «не врали»?
– Ведала она, это да, но как помер батя, то в нее будто бес вселился: все шептала, все варила что-то… – Батюшка покачал головой. – На могилу к нему ходила, все поднять пыталась.
– Покойника?! – ужаснулась Ярина.
– Не знаю уж, с кем она связалась, но с тех пор сама не своя стала. Померла – и ладно… Пойдем, дочь, стемнеет скоро.
Из леса Ярина вышла задумчивая. Не могла она поверить, что кто-то решится покойника из Нави возвращать. Неужто Агриппа и правда такими делами черными занималась?
Засмеялся кто-то, да так заливисто, что и батюшка обернулся, и Ярина. И они увидели у кромки леса черта – тот язык показывал и хвостом вертел. Тыкал пальцем черным, похрюкивал, хохотал так, что круглое пузо тряслось.
– Не смотри на него!
Батюшка Ярину за локоть схватил и к деревне потащил, а та все на черта оглядывалась. Поселилось в ее душе чувство неведомое, тяжелое, вспомнила она слова бабкины – и похолодела.
– Батюшка, – пробормотала Ярина, – коль Агриппа колдушкой была, могла она дар свой передать?
Батюшка застыл, обернулся медленно и на дочь уставился.
– Говорили мы тебе, чтобы не ходила ты к бабке, – устало сказал он. – Значит, судьба твоя такая.
Ярина ответить хотела, да не успела: батюшка обухом топора ее по голове ударил – и она без чувств упала на землю.
Глава 2. Лука
Пахло в граде скверно – кострами и болезнью. Столбы дыма поднимались к небу, сливались с темными тучами – тоскливая картина. Посеревшие от горя жители встречали их, но на лицах не было радости, только робкая надежда на то, что вернувшийся царевич поможет, спасет их от хвори, добравшейся до каждого дома.
Острым волкодлачьим нюхом Лука учуял, что Елисей боится. Страх всегда пах особенно кисло, прогоркло, забивал ноздри. И чего молодой царевич испугался? Хвори?
Их пропустили к царским палатам, слуги провели пришлых до самых резных дверей, а там, закутанный в меха, уже стоял Доброгнев. Лицо его было бледным, руки тряслись, когда он шапку снимал, чтобы приветствовать законного царя.
Лука отступил, позволил Елисею выйти вперед. Слепой Всеволод беспомощно опирался на руку Владлена,