Алиса шарит рукой по одеялу, и я подкладываю ей плюшевого не пойми кого. Кто такой этот плюшевый не пойми кто, знает только Алиса. Точнее, не знает, а выдумывает. Каждый день у Алисиной игрушки новое имя. «И новая жизнь», – говорит Алиса. Ещё Алиса говорит, что это огромная привилегия – каждое утро просыпаться кем-то другим. Но мне кажется, что ежедневно становиться для всех незнакомцем – это не привилегия, а проклятие, даже хуже, чем каждый год менять школу или класс.
– Ты мне не снишься? – Я подхожу к дедушке. Его глаза напротив моих. По-моему, дедушка стал ниже.
– Ты вырос. – Дедушка кладёт руку на моё плечо.
Свет от ночника моргает три раза и исчезает без всякого щелчка выключателя.
– Дедушка, ты здесь?
Глава 2
Я не сплю
Минуту назад погасли фонари. Интересно, почему фонари гасят именно в час ночи? В полночь было бы логичнее. Типа карета превращается в тыкву, туфелька – в рваный башмак. Нет, туфелька как раз остаётся. На мокром тротуаре разлеглась тень яблони. Хотя яблоню в ней сейчас вряд ли кто-то узнает – скелет какого-то унылого дерева. Унылого, потому что ночь, и потому что снег уже превращается в слякоть, и солнце последний раз приходило так давно, что ещё чуть-чуть, и мы примем за солнце не очень тёмное облако. Я хотел бы долго думать про фонари, про ночь, про неправильную весну и хрустальные башмаки, но про ерунду больше не думается. Ветки у яблони длинные и костлявые – как руки очень худого человека. Дедушка Витя всю жизнь был худым. Сейчас он тоже худой. Я сижу на подоконнике в дедушкином свитере и уже пять раз ущипнул себя за ногу. Теперь будет синяк. Я не сплю. Дедушка вернулся. Пусть всего на три дня, но по-настоящему.
Дедушкин свитер приятно колется. Свитер мы выбирали для дедушки вместе с мамой. Давным-давно, на монгольском рынке в Аршане – городке в горах с низкими домами и длинными санаториями. Дедушка с бабушкой подарили тогда маме путёвку в санаторий. Чтобы мама пила минеральную воду прямо из ручья и не расстраивалась. А расстраиваться маме было из-за чего – в тот год от нас ушёл папа.
Я открываю окно – не полностью, на проветривание. На улице весной не пахнет, пахнет уставшей зимой. Март вообще не похож на рождение весны, он похож на умирание зимы. Когда мама развелась с папой, бабушка Таня сказала, что теперь начнётся новая жизнь. Но развод на жизнь не похож, он похож на смерть. Ведь смерть – это что? Это когда на одного человека становится меньше – не вообще в мире, а в днях тех, для кого этот человек был частью жизни. Как будто с дороги, по которой ты каждый день ходишь, внезапно сняли кусок асфальта.
Перед тем как уйти насовсем, папа исчезал из дома на день, на два, на неделю, а один раз исчез даже на две. Спортсмены, наверное, как-то так готовятся к марафону. Папа не спортсмен. Он специалист по банковскому обслуживанию. Звучит нормально, но на самом деле у папы самая скучная на свете работа. Нет, самой скучной по какому-то опросу считается работа охранника. Но это смотря что охранять. Охранять жирафов, например, точно не скучно. Но вряд ли жирафам