Ира обратила внимание на ещё одну странную деталь, не характерную для помещения: вода в озере не стояла неподвижно, как в бассейне, она чуть заметно плыла, как при тихом течении, а вся зелень подрагивала от лёгкого ветерка. Зрелище завораживало. Девушка стояла, широко распахнув глаза, растворяясь в этой приятной атмосфере, позабыв про всё на свете.
Очнулась она, лишь когда Вок потянул её вперёд, и с раздражением вырвала руку.
– Ну подожди, дай хотя бы рассмотреть, мне ведь так интересно, ничего подобного я ещё не видела!
– Ира. – Он впервые назвал её по имени. В его произношении оно звучало странно, необычно, её как будто слегка укололи, девушка вздрогнула. Вок опять взял её за руку. – Времени действительно мало, потом посмотришь, идём. – Он потянул, и девушка подчинилась.
«Потом – значит, мы ещё вернёмся и, наверное, сможем ещё поговорить. У меня столько вопросов к нему накопилось…» Так Ира рассуждала, пока они проходили следующий коридор. В нём было темно и мрачно, но девушка уже не смотрела по сторонам, она вся была в мыслях о том, что на обратном пути сможет всё спокойно и внимательно разглядеть и подробно обо всём расспросить.
Коридор закончился очередной дверью. Вок надавил на ручку и потянул на себя, одновременно подтолкнув Иру вперёд. И только когда она переступила порог и вошла, последовал за ней.
Они оказались в тёмном помещении, но, как только дверь за ними закрылась, вспыхнул неяркий свет. Перед собой, на расстоянии не больше пяти метров, Ира увидела картину, даже не картину, а панно во всю стену. Сначала ей показалось, что это мозаика, но, приглядевшись, девушка поняла, что оно выложено драгоценными камушками разных цветов и оттенков. Камушки посверкивали гранями, внося в картину ощущение живости. Ира с интересом принялась разглядывать очередное чудо безголовых, но в следующий момент ахнула и, сделав шаг назад, замерла. На картине был изображён курган из человеческих голов в кожаных шлемах с металлическими вставками, то есть головы воинов-участников сражения, с которыми она так недавно билась рука об руку, будучи Огонвеем. Ни трава, ни небо на картине, выложенные так