– Да легко! Прикинулась бы пай-девочкой и не давала, пока не влюбится, – с уверенностью проговорила Лена, и обе опять захихикали.
Меня начинало тошнить от их поверхностных, наивных рассуждений.
В такие моменты мне казалось, что мы просто живем в разных мирах. У меня всегда было плохое отношение к подобным разговорам, и эта ситуация не была исключением. Девчонки наслаждались своей "мудростью", и, судя по тону, это их явно забавляло. Но меня от их беседы коробило. Неужели они всерьез верят, что такие вещи определяют будущее?
Не выдержав, я вмешалась, чтобы хоть как-то разрядить обстановку и заставить их заткнуться.
– Девчонки, о ком речь? – с усилием спросила я, зная, что, скорее всего, пожалею о своём вопросе.
Они обменялись взглядами, как будто решая, стоит ли меня посвятить в их "секреты". Лена в конце концов заговорила, не удержавшись:
– Да у Давида Львовича сейчас девушка в операционной на медицинскую дефлорацию, – сказала она с ехидной улыбкой.
Их "шутки" не вызывали у меня смеха. Более того, я почувствовала, как внутри всё сжалось.
Слишком много совпадений. И тут же перед глазами всплыло моё вчерашнее замечание Мирославе о Вадиме. Я тогда говорила, что он любит играть с невинными девушками. Сказала вспылив, но… что, если это она?
Сердце словно замерло на секунду, а потом начало бешено колотиться, как будто пыталось вырваться из груди. В ушах зазвенело. Я стояла на кухне, но казалось, будто весь мир вокруг затих, и только эти слова снова и снова звучали в моей голове.
Я не могла больше ждать, и прежде чем осознала свои действия, уже мчалась в сторону регистратуры. Мои шаги звучали слишком громко в пустом коридоре, и с каждым шагом напряжение нарастало. Страх, тревога и какое-то странное чувство неотвратимости окутали меня.
Когда подбежала к регистратуре, администраторы подняли на меня удивлённые взгляды. Наверное, я выглядела так, будто меня только что облили холодной водой.
– Девчонки, кто на медицинскую дефлорацию? – Слова вылетели слишком резко, но я не могла иначе. Время шло, а у меня было всего одно: выяснить правду.
Они молча переглянулись, явно растерявшись от моего вопроса. Ощущение, будто прошла вечность, прежде чем кто-то из них попытался что-то сказать.
– Кристина, ты же знаешь… Мы не можем разглашать информацию о пациентах, даже если ты работаешь здесь, – произнесла одна из них мягким, но строгим голосом, пытаясь успокоить меня.
Я сжала кулаки, чтобы не показывать, насколько сильно внутри всё кипит. Но мне нужно было это знать. Должно быть какое-то исключение. Что, если это Мирослава?
– Пожалуйста, – голос сорвался. – Это очень важно. Я должна знать, – я практически умоляла их. – Просто “да” или “нет”. Мирославой зовут? – настояла я, чувствуя, как сердце начинает колотиться сильнее.
Они снова переглянулись, но на этот раз в их взглядах появилось что-то вроде понимания. Одна из девушек, немного поколебавшись, наконец утвердительно кивнула.
Этот короткий знак