– Вот и всё, – Вероника слегка склонила голову, оценивая результаты своей работы. – Организм не нагружать неделю. А лучше и дольше.
– Сколько, хозяюшка, мы тебе должны за труды? – спросил Антон.
– Тут трудов ни на грош. Простыню мне принесёте взамен этой, и мы в расчёте.
– Спасибо… Вероника, – Николай отчего-то засмущался и едва сумел выговорить её имя. – Я оклемаюсь и сразу зайду…
– Лучше бы тебе вообще никуда не ходить, а здесь остаться, – ответила девушка. – Тебе сейчас нельзя ходить, а у нас есть свободная комната. Нас с дочкой ты не стеснишь.
– Понимаешь, – Коля попытался говорить уверенно, но мысли разбегались и путались – всё-таки удар по голове не прошел даром, – за нами могут матвейцы прийти. И если я здесь… в смысле, если я буду здесь…
– Понятно, не продолжай.
Вероника посмотрела на парней и спросила:
– Они знают где вы? Шли за вами?
– Нет, – ответил Антон. – Те, с кем мы схлестнулись, уже никуда не пойдут. Но Матвей просто так смерть пятерых своих не оставит. Он будет землю рыть, чтобы нас отыскать.
– Ни фига себе! – в один голос воскликнули братья, которых Антон в подробности до сих пор не посвящал. – Вы вдвоём завалили пятерых?
– Не орите – вас на улице слышно, – шикнул Антон и искоса посмотрел на Веронику.
– Мне тоже интересно, – спокойно пояснила она. – И не думайте, что вас сдам – я этих выродков люблю не больше вашего.
– Да рассказывать-то особо и нечего, – пожал плечами Антон. – Матвей, оказывается, издал указ, запрещающий владение огнестрелами. Совсем оборзел, пророк хренов. Вот эти пятеро к нам и пристали – мол, мы им арбалет должны отдать. Слово за слово, я опомниться не успел, а Коляна чуть не пристрелили – хорошо, что он успел первым. Классный арбалет Михалыч сделал – представляете, болт прошел навылет и ещё второго ранил. Вот его-то я и оприходовал, пока Коля с остальными разбирался.
– Так он один… четверых? – округлил глаза Санёк.
– Ну-у, – протянул Антон, – скажем так: четверых с половиной, если считать того, что с болтом в брюхе. Правда, двое после него еще шевелились, пришлось добавить им обухом. А чего ты хотел? – вскинулся он, заметив удивленный взгляд Николая. – Чтобы они болтать начали? Нет уж. Собаке – собачья смерть.
Антон говорил о человеческих жизнях, как об очках в шахматной партии – отстранённо, будто только для информации, подумалось Николаю. Да, ожесточились за год люди Усть-Лимана, очерствели, всё первобытное, что скрывалось где-то глубоко, повылезало наружу. Вот разве мог он ещё год-полтора назад подумать, что зарежет троих и не будет после этого испытывать ничего, кроме удовлетворения? Коля, конечно, не знал, как бы он себя чувствовал, доведись ему отнять жизнь обычного человека, но полубезумные фанатики под руководством Матвея не вызывали