Ты сказала “папа”, а он выбрал другую. Цветкова Игоревна Полина

не только его, но и себя. Я чувствовала, как в груди начинает сжиматься нечто тяжёлое, и не могла больше удерживать это.

      Но я ничего не сказала. Мы просто стояли рядом друг с другом, как две чужие. И это было хуже всего.

      Он ушёл, а чай остался

      Он ушёл, а чай остался. Тот самый, который всегда заваривает только он. Тот, который я теперь не могу пить без боли в горле. Чай с бергамотом. Он всегда знал, какой мне нужен, чтобы было не слишком сладко, но и не слишком горько. Он говорил, что это мой чай, потому что я не люблю, когда он слишком горячий, и ждал, когда я скажу, что можно пить. А теперь… теперь он просто ушёл, а я не могу понять, почему оставил мне только пустую чашку, холодный чай и воспоминания, которые начинают исчезать.

      Я часто сидела за столом, вглядываясь в этот чай, как будто он мог вернуться. Как будто тот момент, когда он ставил чашку на стол, мог бы повториться. Но не повторялся. Вместо этого я сидела в тишине, и мне становилось невыносимо. Мама молчала, её тени в комнате были тяжёлыми, как груз, и я понимала, что она тоже теряет его. Потихоньку. Но она старалась не показывать. Я же не могла. Не могла быть такой сильной, как она.

      Иногда, когда я сидела на кухне, я поднимала чашку и прикладывала её к губам. Хотела почувствовать его присутствие хотя бы в этом запахе, в этом вкусе. Но всё, что я ощущала, – это холод. Не чай, а что-то другое. Что-то пустое. Как-то так, что даже чай не мог быть тем, что его чашка должна была приносить.

      Потом, когда я заварила новый чай, я поняла, что мне даже не хочется пить его. Я не могла забыть, как он держал чашку в руках, как тихо, почти без слов, говорил: «Не торопись». А я и правда не торопилась. Я жила в ожидании того, что он всё вернётся. Но не вернулся.

      Мама всё равно продолжала готовить, как всегда. Вроде бы всё так же, но в этой привычной, повседневной суете я чувствовала, как всё сломано. Это было так, как если бы ты потерял часть себя и пытался продолжать делать то, что раньше приносило радость. Но не получалось.

      Я смотрела на её спину, на её руки, которые ловко месили тесто или нарезали овощи. И вдруг мне стало так страшно, что я не смогу справиться с этим. Страшно, что она тоже уйдёт в этот мир, который остался для нас двоих. Мы всё ещё жили вместе, но я знала, что мы уже не те. Что наши разговоры стали короче, а дни – длиннее.