Горькая истина. Шанора Уильямс

с Домиником.

      15

ДОМИНИК

      Доминик не припоминает, когда в последний раз так психовал. Хотя нет, память услужливо подсказывает: в тот самый вечер, который он провел с Бринн Уоллес.

      Он делает глоток горячего чая, надеясь, что напиток успокоит его расшалившиеся нервы. После того как Доминик обнаружил новую записку, о том, чтобы подняться в спальню к Джолин, не могло быть и речи. При одной мысли об ужасном послании сердце начинало биться где-то в горле.

      Прошлой ночью Доминик даже не пытался лечь спать. Вместо этого он открыл мини-бар, на полках которого были аккуратно расставлены бутылки с крепким алкоголем на любой вкус. Под баром располагался винный холодильник, где каждая бутылка стоила намного больше десяти тысяч долларов. Отыскав свой любимый бурбон, Доминик плеснул немного в один из пустых стаканов на столешнице и опрокинул залпом. Лишь на третьем стакане он немного успокоился, а в голове хоть чуть-чуть да прояснилось. Был только один человек, способный изводить его подобным образом, и Доминик назначил с ним встречу.

      Два местных офицера едут за его внедорожником к губернаторской резиденции. Доминик выходит из машины и сразу направляется внутрь, с облегчением заметив на территории двух охранников Фрэнка. Войдя в кабинет, Доминик садится за стол в массивное кожаное кресло.

      Этот кабинет он ненавидит всеми фибрами души. А если уж начистоту, вся резиденция вызывает у него отвращение. Здание пропахло нафталином, и даже, когда мимо двери никто не ходит, откуда-то все время доносится скрип. Деревянные панели на стенах до смешного старомодны, а все ковры кажутся грязными, хотя их пылесосят несколько раз в неделю. Еще только собираясь выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора, Доминик уже твердо решил, что не будет ночевать в этом здании. Не потому, что его построили заключенные в 1880 году (факт, от которого ему становилось не по себе, особенно учитывая, что большинство этих заключенных наверняка были цветными), а потому, что Доминик не мог представить, как здесь вообще можно жить. Эта резиденция была ему чужой. Да что там говорить, она никогда никому не принадлежала. А портреты на стенах! Все эти белые господа целый день взирают на него сверху вниз. Если бы Доминику пришлось тут обосноваться, он бы поснимал их все до единого.

      Откинувшись на спинку кресла, Доминик достает сложенный листок бумаги – тот самый, который ночью заметил на стекле. Тогда в порыве гнева Доминик яростно скомкал записку, прямо руки чесались сжечь ее, но он вовремя сообразил, что нельзя уничтожать доказательство своей вменяемости.