– Что с вами, господа? – спросили в один голос изумленные леди.
– Ни-чег-гго, – отвечал м‑р Пикквик. – Мы все… блого… получны. Я говорю, Уардль, мы все благополучны: так, что ли?
– Разумеется, – отвечал веселый хозяин. – Милые мои, вот вам друг мой, м‑р Джингль, друг м‑ра Пикквика. Прошу его любить и жаловать: он будет у нас гостить.
– Не случилось ли чего с м‑ром Снодграсом? – спросила Эмилия беспокойным тоном.
– Ничего, сударыня, ничего, – отвечал незнакомый джентльмен. – Обед и вечер после криккета… веселая молодежь… превосходные песни… старый портер… кларет… чудесное вино, сударыня… вино.
– Врешь ты, шарамыжник, – возразил прерывающимся голосом м‑р Снодграс. – Какое там вино? Никакого, черт вас побери. Селедка – вот в чем штука!
– Не пора ли им спать, тетушка? – спросила Эмилия. – Люди могут отнести их в спальню: по два человека на каждого джентльмена.
– Я не хочу спать, – проговорил м‑р Винкель довольно решительным тоном.
– Ни одной живой души не припущу к себе, – возгласил м‑р Пикквик, и при этом лучезарная улыбка снова озарила его красное лицо.
– Ура! – воскликнул м‑р Винкель.
– Ур-р-ра! – подхватил м‑р Пикквик, снимая свою шляпу и бросая на пол, при чем его очки также упали на середину кухни.
При этом подвиге он окинул собрание торжествующим взором и захохотал от чистейшего сердца.
– Давайте еще бутылку вина! – вскричал м‑р Винкель, постепенно понижая свой голос от самой верхней до самой низшей ноты.
Его голова опрокинулась на грудь, и он продолжал бормотать бессвязные звуки, обнаруживая между прочим зверское раскаяние, что поутру не удалось ему отправить на тот свет старикашку Топмана. Наконец он заснул, и в этом положении два дюжих парня, под личным надзором жирного детины, отнесли его наверх. Через несколько минут м‑р Снодграс вверил также свою собственную особу покровительству Джоя. М‑р Пикквик благоволил принять протянутую руку м‑ра Топмана и спокойно выплыл из. кухни, улыбаясь под конец самым любезным и обязательным образом. Наконец и сам хозяин, после немого и трогательного прощания со своими дочерьми, возложил на м‑ра Трунделя высокую честь проводить себя наверх: он отправился из кухни, заливаясь горючими слезами, как будто спальня была для него местом