Сохранился также недатированный отчет за один из первых кварталов 1931 г., в котором М. К. обобщает:
За истекший квартал принимал участие:
1) в работах группы «Печать военного коммунизма»,
2) в исторической комиссии (подготовка к докладу о библиографических указателях 1905 года);
3) Принимал участие в организации группы по изучению массовых библиографических указателей,
4) Продолжал работу по собиранию материалов о провинциальной советской книге69.
О некоторых сторонах деятельности Института книговедения повествует открытка М. К. к Н. В. Здобнову от 23 февраля 1931 г.:
Здесь недавно шла речь (в Институте книговедения) о желательности видеть Вас здесь, и очень все сожалеют, что у Вас никаких дел в Ленинграде, чтоб заодно послушать какой-либо Ваш доклад. Сейчас ставится здесь проблема методологии массового библиографического указателя – и никто (в том числе и я) не знает, к какому боку подойти к ней, т. е. бок, м<ожет> б<ыть>, и известен мне, но, в сущности, методология работы по этой методологии мне мало ясна. Руководят этой работой Банк70 и Булгакова.
Пребывание М. К. в институте оказалось совсем недолгим – менее года71. «Из Института книговедения я ушел, так как никак не мог наладить там своей работы», – сообщает он Н. В. Здобнову 25 сентября 1931 г. По всей вероятности, М. К. покинул институт летом или в самом начале сентября 1931 г. Во всяком случае, еще в конце мая 1931 г., сообщая персональные сведения для справочника «Наука и научные работники СССР»72, он указал три места своей работы: ГИРК (основное), НИИК и ИПИН (совместительство)73. В каждом из этих научно-исследовательских институтов М. К. имел квалификацию «действительного члена», что соответствовало университетскому званию «профессор».
Институт книговедения был закрыт в 1933 г.
В том же письме к Здобнову от 25 сентября содержится признание: «Работы много, времени мало, – вообще, не чувствую себя очень уютно в Ленинграде». Это признание симптоматично. 1930 год был отмечен тревожными событиями, которые М. К. – в этом нет сомнений! – глубоко и болезненно переживал. В феврале (М. К. еще находился в Иркутске) был осужден и расстрелян «за шпионаж и контрреволюционную пропаганду» В. А. Силлов. В начале 1930 г. по ложному доносу был задержан (но вскоре освобожден) Ю. Г. Оксман. В августе арестован по «академическому делу» С. И. Руденко, после чего в печати поднялась кампания по борьбе с «руденковщиной»74. Разгром краеведения продолжался и набирал обороты. В декабре 1930 г. по делу Центрального бюро краеведения был осужден на три года Д. А. Золотарев. В том же году оказался в заключении, где провел около месяца, и Н. В. Здобнов75.
В сохранившихся письмах М. К., как и в письмах его не покинувших страну современников, почти невозможно найти упоминание об арестованных, сосланных и расстрелянных. Чтобы сообщить о несчастье, постигшем кого-либо из общих знакомых, приходилось прибегать к иносказаниям и намекам, растворять содержательное в случайном,