– Осторожнее, добрые люди, – упредил рябой. – Не слишком близко, это опасно!
В клетке, явно ему тесной, свернувшись клубком, лежал ящер, покрытый темной чешуей со странным рисунком. Когда рябой стукнул по клетке палкой, гад зашевелился, зашуршал чешуйками по прутьям, вытянул длинную шею и пронзительно зашипел, демонстрируя острые белые конические зубы, резко контрастирующие с почти черной чешуей, обрамляющей пасть. Зрители охнули. Залился лаем кудлатый песик, которого держала на руках женщина с внешностью торговки.
– Смотрите внимательней, – крикнул рябой, – и радуйтесь, что в наших сторонах подобные чудища не обретаются! Вот чудовищный василиск из далекой Зеррикании! Не приближайтесь, не приближайтесь, потому как хоть он и заперт в клетке, но одним токмо своим дыханием может отравить!
Цири и Фабио наконец протолкались сквозь кольцо зрителей.
– Василиск, – продолжал с возвышения рябой, опираясь на палку, как страж на алебарду, – это самая что ни на есть ядовитая гадина на свете! Ибо василиск – царь всех змей! Если б василисков было больше, наш мир пропал бы бесследно! К огромному счастью, это чудовище редкое, ибо рождается из петушиного яйца. А сами знаете, люди, что яйца сносит не каждый петух, а только такой паршивец, который на манер квочки другому петуху гузку подставляет.
Зрители дружным смехом прореагировали на шутку. Не смеялась лишь Цири, все время внимательно рассматривавшая существо, которое, раздраженное шумом, извивалось, билось о прутья клетки и кусало их, тщетно пытаясь расправить в тесноте исковерканные крылья.
– Яйца, таким петухом снесенные, – тянул рябой, – должны сто и одна змея высиживать! А когда из яйца проклюнется василиск…
– Это не василиск, – заметила Цири, откусывая грушу. Рябой косо глянул на нее.
– …А когда выклюнется василиск, говорю, – продолжал он, – тогда он всех змей в гнезде пожрет, их яд поглотит. Но вреда ему от того никакого не будет. Сам же ядом так надуется, что не токмо зубом забить сумеет и не прикосновением даже, но дыхом одним! А ежели конный рыцарь возьмет и пикой василиска проткнет, то яд по древку вверх ударит и одновременно седока с конем на месте повалит.
– Это неправдивая неправда, – громко сказала Цири, выплевывая семечко.
– Самая наиправдивейшая правда! – возразил рябой. – Убьет. И коня, и седока убьет!
– Как же, жди!
– Тихо, мазелечка! – крикнула торговка с собачкой. – Не мешай! Хотца нам полюбопытствовать и послушать!
– Перестань, Цири, – шепнул Фабио, ткнув ее в бок.
Цири фыркнула на него и полезла в корзинку за очередной грушей.
– От василиска, – рябой повысил голос, перебивая нарастающий меж зрителей шум, – каждый зверь в тот же миг сбегает, как только