Особая благодарность – моим родителям, привившим мне интерес к этой теме.
Моя исследовательская работа не стала бы возможной без деятельной и многолетней поддержки со стороны первого научного руководителя – историка и искусствоведа Ольги Владимировны Богдановой, памяти которой посвящаю эту книгу.
Вместо введения
Пускай в наш дом влезет всякий человек из барака и глиняной избы.
Историю архитектуры и градостроительства Сибири XX в. нельзя назвать слабо изученной[2], но тем не менее в ней остается немало белых пятен, связанных с творческими концепциями, дискуссиями и проектами (как реализованными, так и неосуществленными), которые возникли в период эпохальных исторических событий – в 1910–1930-е гг. До сих пор отсутствует цельная картина этого процесса, по своему общественно-культурному резонансу не превзойденного до сих пор. Являясь частью общемирового тренда, сибирские эксперименты имели свою локальную специфику, которая заслуживает особого внимания.
Под социально-архитектурными экспериментами я понимаю прежде всего новаторские поиски в области градостроительства и жилой архитектуры, направленные на переустройство быта и изменение привычных сценариев жизни человека (проекты новых городов, домов-коммун, жилых комбинатов и т. д.). И именно им будет посвящено это исследование. Я намеренно не затрагивал историю строительства агитационных монументов, рабочих клубов, дворцов культуры или фабрик-кухонь, которые, безусловно, нуждаются в специальном освещении.
Очень часто понятие экспериментов в архитектуре ассоциируется лишь с эпохой расцвета советского авангарда (1920-е). Новые подходы к проблемам жилищного строительства и быта традиционно признаются исследователями отличительной чертой первых послереволюционных лет. Реальный ход событий, однако, был сложнее. Внимательное изучение архитектурно-градостроительного процесса Сибири первых десятилетий XX в. показывает, что местные архитекторы заинтересовались вопросами преобразования действительности еще в предреволюционные годы. К примеру, проектирование и строительство городов-садов в регионе широко развернулось в 1916–1921 гг., и выделить здесь «дореволюционный» или «советский» этапы не представляется возможным.
По этой причине хронологическими границами мною были выбраны 1910–1930-е гг., в рамках которых история социально-архитектурных экспериментов в Сибири будет рассмотрена как непрерывный и единый при всем многообразии явлений процесс.
Глава 1. Истоки и начало экспериментов в архитектурно-градостроительном процессе Сибири
1.1. Архитектурная жизнь Сибири в начале XX в
Сибирь с ее огромным слабозаселенным пространством и богатыми недрами не могла не стать площадкой для архитектурных экспериментов, в той или иной степени направленных на переустройство общества. Вопрос был только во времени начала этого амбициозного процесса.
«Утопическая» традиция архитектуры Сибири по своей сути урбанистична. В ее фокусе всегда были города, которым традиционно принадлежала важнейшая роль в истории региона. Сначала города были опорными точками русской колонизации, затем – торгово-административными пунктами, впоследствии – центрами промышленности, науки и культуры. Экспериментальная направленность впервые проявилась именно в архитектуре городов, в частности в генеральных планах Томска и Омска, выполненных петербургским архитектором Уильямом (Василием) Гесте на рубеже 1820–1830-х гг. Веерная сетка улиц, широкие бульвары, аккуратные домики на одинаковых по размерам участках земли – все это будет реализовано далеко не в полной мере, но позднее повторится в проектах сибирских городов-садов.
В разгар «золотой горячки», охватившей Сибирь в 1840-х гг., миллионер Философ Горохов возводит в центре Томска особняк с обширным садом, поражавшим даже столичных гостей. В саду он размещает беседки в китайском стиле, различные статуи и оранжереи с тропическими растениями, смело перекидывает прямо над прудом остекленный танцевальный павильон. Участникам гороховских пиршеств еду подают на фарфоровых тарелках, на которых изображен этот же сад[3]. Превращение жизни на задворках империи в сплошной праздник среди античных и восточных декораций – отчасти тоже эксперимент, пусть и ограниченного масштаба. В целом же в XIX в. социально-утопическая составляющая не проявилась в архитектуре Сибири, хотя уже присутствовала в религиозной жизни региона в образе Беловодья – труднодоступной, затерянной страны справедливого порядка, вечного изобилия и истинной духовности, которую долго искали за Алтайскими горами.
Томск. Вид сада Философа Горохова. Литография 1840-х. ТОКМ
Рубеж XIX–XX вв. – особый