Ритуал кормления огня. Виталий Сертаков

и упали, и грузная Тамара Сергеевна на них тут же с хрустом наступила. Тут замолчали даже самые ярые и дикие детеныши человека. Ниночка напряглась на руках матери. Но ничего страшного не случилась. Ниночка засмеялась и сказала так что все услышали, и заплаканная нянечка Клавдия Ивановна, которая тоже оказалась не щисливая, поскольку послушалась когда-то отца и через его труп не стала певицей, и повар Николай, который нервно курил за оградой садика, потому что Ниночка ему тоже сказала отчего он не щисливый, а всего-то надо вернуться в деревню и попросить прощения, и воспитальница младшей группы Зиночка, которая хоть и сознавала отчего она не щисливая со своим придурком, но не могла себе признаться, что опять те же грабли, и даже седой водопроводчик из ЖЭУ Аркадий, который как раз в подвале садика менял кран, и уже давно ничего не менял, а только сжимал в ладони газовый ключ и смотрел во двор и спрашивал себя какого какого какого какого хрена он ее тогда послушался и не завел ребенка…и все они напряглись и ужаснулись, когда захрустели и навсегда сломались волшебные Очки, но Ниночка поцеловала мамочку в щеку и звонко сказала:

      – Это же просто старые очки без стекол! Дело же совсем не в том. Дело же в том чтобы не врать.

      Себе.

      15. Язык твоей болезни

      – Я от Олега, который с Парковой, – быстро затараторила Нина, едва с глаз ее сняли повязку, вдруг ужаснувшись, что после стольких усилий снова выведут, впихнут в автомобиль, и второго шанса не дадут, – Деньги я перевела на детский дом, как мне сказали…

      Она оказалась в старой высоченной коммунальной кухне, с плотно занавешенными окнами. Долбил по крыше дождь. Хрипели половицы. Плескались голубые огоньки в газовых колонках. Громоздились древние буфеты. И дождь. Все лето дождь.

      – Вам еще можно помочь, – лицо Лекаря качнулось в тени, – Вопрос, надо ли помогать, или вы уже нашли себя. Это ваш голос? Когда случилось последнее обострение?

      Он включил запись с телефона. Нина вздрогнула.

      – Да, да, это подруга моя записала…О господи. Два дня я никого не понимала, и меня никто! Раньше быстрее возвращалась… Что это за язык? На каком языке я говорила? Я снова хотела убить себя. Я на ответственной работе. От меня зависят сотни людей. Меня снова нашли далеко, за городом… Я боюсь, они отнимут дочь. Признают меня безумной. Меня просто уволят. А у меня ипотека, и кредит за машину. Мой врач, из районного диспансера, она…

      – Забудем, что пишет ваш психиатр, – мягко перебил Лекарь, – Вы не больны в том смысле, как это трактует официальная психиатрия. Болезнь не внутри, а вокруг нас. Язык определить не могут, поскольку на этом языке здесь не разговаривает никто. И раз вы здесь, никто вам не помог. И с каждым разом становится все хуже. Так ведь? – Он встал, позвенел металлом, подошел к Нине сзади, – Вы вытащили сережки? Не дергайтесь. Я проколю вам уши, и вставлю свои серьги. Маленькие. Не надо их трогать. Возможно,вы будете слышать легкое гудение. Вы потеряли себя. Это вам поможет сделать выбор.

      – Но…как мне это поможет? – Нина покорно подставила левое