– Капусту-то на что, бать? – спросил Павел.
– Помалкивай лучше. В дороге все сгодится, запас карман не дерет.
– Так ведь не дотащим же!
– Упрете – не упрете, дело ваше. Мое дело – поставить, – ворчал Ермолай, дают – бери, а бьют – беги!..
– Ладно, попробуем дотащить, – успокоил отца Павел.
– А вот это, – Ермолай вытащил из амбара мешок отборного зерна, – наша рожь родная, морозовская. Сколь годков уже нас не подводит. Испытаешь ее, Павлюк, на новой землице, голос старика задрожал, и он, отвернувшись, стал теребить тюки уложенного в дорогу скарба.
Кто знает, что думал и чувствовал в эти минуты старый Ермолай? То ли переживал за детей, то ли завидовал их юношескому порыву, то ли горевал о том, как будет один вести немалое хозяйство. А может вспоминал свою старуху, не дожившую до того дня, когда оперившиеся птенцы дружно вылетят из родового гнезда; и то сказать, будь жива их матка, то-то было бы и слез, и причитаний, и сердечных наказов. Но судьба распорядилась так, что ему одному приходится провожать младших в неведомые края.
Поужинали молча, знать, думал каждый свою думку. Хозяйки выставили на стол привычный чугун с дымящейся картошкой, глиняную чашу с капустой. Перед каждым было по краюхе домашнего хлеба да по кружке молока. Но горьковат был хлеб в этот вечер. Павел все время поглядывал на отца, беспокоясь перед расставанием: нелегко ему будет теперь, когда все работники оставляют насиженное место.
– Павлюк, – тихо сказал Ермолай, – проверь деньги, паспорта, да схорони документы понадежнее: подальше положишь – поближе возьмешь. Кто знает, сколь теперича проходимцев на той «железке» обитается… Главное дело, ребятишек берегите, – тут Ермолай кивнул снохам, – а не то застудите – будут вам ходоки…
– Ладно, батя. Вы-то тут, как без нас обходиться будете?
– Ничего, только бы у вас все было хорошо, а мы как-нибудь перебьемся, не первая зима на волка, – грустно улыбнулся Ермолай, подмигнув Фроське, которая внешне храбрилась, но в глазах у нее тоже стояли слезы, готовые всякий миг скатиться по румяной щеке.
Последний раз проверили уложенный на телеги скарб. Арина сняла с полки и бережно завернула в холстину икону, образ Николая Чудотворца, положила ее в мешок с чистым бельем.
– Теперь вроде как все, – объявил Павел и, подойдя к жинке, крепко обнял ее.
Спать легли раньше обычного. Ермолай спал плохо, просыпаясь, слышал, что не спится и сыновьям. Несколько раз выходил во двор, подолгу стоял на вольном воздухе, смолил самосадную цигарку, глядел в звездное небо. Где-то далеко лежали сибирские земли, но и на них смотрели теперь эти мигающие созвездия. «Вот так и будем теперь общаться