Вот и управились к празднику (сборник). Владимир Киреев

мое слово, как только их в ежовые рукавицы возьмешь – сразу станут работать на совесть. Народ у нас порядок любит, а порядок должен быть во всем. Не дай Бог, разбалуется люд от безнаказанности и вседозволенности, будет анархия – пропадем. Буржуи спят и видят, как сожрать нас с потрохами, а землю поделить меж собой. Нашу русскую землю. Такого нельзя допустить. Помни об этом. А все начинается с малого, с выпивки, потом взятки, а там уже и до повального грабежа народного добра недалеко. До чего дожили, раньше в леспромхозе дом не закрывали, не знали, что такое замок, правильно, мать, говорю?

      Нина Васильевна молча кивнула.

      – А вербованных сколько тогда было, со всей страны, живицу собирали и лес заготавливали. В общаге жили, иной раз последние штаны в карты проиграют или пропьют, но чтобы в чужой дом залезть – никогда. Хоть и звали их местные жители несправедливо обидными словами – «суки вербованные». А теперь? Живи и бойся, днем на крючке сидим вдвоем со старухой. Теперь же не пьют, а колются. А что пьем? Вся водка с гидролизного завода, закатанная на соседней улице.

      – Да, да, правда, – поддакнула жена, – сволочи, что делают, спаивают людей поддельной водкой. Сколько же люду померло. Сами дома строят, на машинах ездят, а люди страдают. Вот душегубцы. Ты Афендиковых помнишь, сынок?

      – Не припоминаю что-то, – покачал головой Владимир.

      – Ихний Лешка сгорел от водки с неделю, наверное, назад.

      – Да уж месяц прошел, – возразил дед.

      – Ну как месяц? Вот недавно же было.

      – Как же недавно? Еще до восьмого марта схоронили.

      – Ну ты еще будешь со мной спорить! – не унималась бабка.

      – Да что с тобой говорить? – махнул рукой дед и хитро подмигнул. – Наливай, сынок.

      И взяв стопку, громко запел:

      Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,

      Выпьем и снова нальем.

      – Ну ты тише, дед, не шуми, – успокаивала жена.

      – Да отстань ты от меня, не видишь, сын с внуком ко мне приехали. Могу я хоть один раз в жизни посидеть спокойно?

      – Не к тебе, а к нам, – возмутилась жена, – ну вы кушайте, кушайте, не обращайте на него внимания.

      – Мам, спасибо. Все было вкусно, мы больше не хотим, а ты не уделяй ему слишком много внимания.

      – Бабка, тащи еще одну, – не унимался Петрович. – Сын выпить хочет.

      – Хватит тебе, старый, совесть имей, перед внуком не позорься. Иди лучше поспи.

      – Ну что, сынок, грустный сидишь, давай стопку налью, – глаза его осоловели окончательно.

      – Спасибо, батя, мне хватит, да и тебе тоже, – твердо сказал Владимир.

      – Ты супротив отца шибко не петушись. Не будешь? Ну ладно, тогда я пойду.

      Губы его обиженно затряслись. Царапая ногтями по лысой голове, смотрел то на бабку, хлопочущую у печи, то на довольных, улыбающихся сына с внуком, сидящих напротив за столом. Не найдя в их глазах ни понимания, ни сочувствия, медленно поднялся и, держась за крышку стола, потом за печку, вышел из кухни.

      – Пусть поспит. Вот видишь, Вовка, человеку