– Ну как? Про баллон не спрашивали?
– Нужен им наш баллон, – недовольно отозвалась Валентина и не понять было, чем или кем недовольна: то ли мужиком своим неразворотливым, то ли соседями недогадливыми – могли бы и заметить ярко-голубую железину в их дворе.
– Надо же… Ну, ничего. Мы – люди негордые, сами можем сходить напомнить, чтобы хоть иногда поглядывали через заплот ограды.
Закурив, Михаил медленно пошел к дому соседа, издали, как бы сравнивая два баллона. Один старый и ржавый, а другой новенький, с голубыми переливами в вечернем закатном солнце.
– Эх, спасибо Максимычу, удружил…
Чувство превосходства распирало изнутри, и думалось Михаилу, что вот сейчас-то он и утрет нос Прокопьичу.
– Какими судьбами? – с лейкой в руках встретил его сосед. И показал на лавочку, дескать, присаживайся.
– Никуда не торопишься, а то мне полить бы огурцы, иначе жена будет шибко недовольна?
– Не тороплюсь, поливай, – разрешил Михаил.
– И правильно, а чайничек у меня всегда заправлен, в полной готовности дожидается.
– Да не буду я.
– Заболел, что ли? Или съел чего?
– Ты меня, Прокопьич, не доставай, – сам не ведая, отчего, злился Михаил. – Я по делу пришел.
– Что, на солонец едем? Так это в пятницу надо, а сегодня вторник. Рано еще.
Михаил бросил взгляд на свой дом. Баллон стоял посреди ограды, кажется, ещё ярче сверкая голубизной. Не видит или придуривается?
– Ну, так что? Едем или ты уже передумал? – Прокопьич поставил лейку возле бочки с водой и сел напротив Михаила.
Понятно, не о солонце лихорадочно думал сейчас Михаил. Если сосед принесет сейчас свой чайничек, прощай баллон. Валька не простит. И, набравшись духу, показывая пальцем на баллон, выдавил из себя:
– На что он тебе сдался?
– Этот-то? Да вот выбросить хотел. Да больно уж