Мидлмарч. Том 2. Джордж Элиот

досадить мистеру Кейсобону представлялась ему довольно забавной, его лицо сияло веселой улыбкой, так же славно, как сияет в солнечном свете река… хотя повод для ликования не был достойным. Но почти все мы склонны убеждать себя, что человек, который нам мешает, отвратителен, и поскольку он так гнусен, дозволено подстроить небольшую гнусность и ему. Уилл шагал, сунув руки в карманы, держа под мышкой молитвенник, и напевал нечто вроде гимна, воображая, как он стоит в церкви и как выходит оттуда. Слова он придумывал сам, а музыку подбирал – порой используя готовую мелодию, порой импровизируя. Текст нельзя было назвать в полном смысле слова гимном, но он, несомненно, передавал его расположение духа.

      Увы, как мало светлых дней

      Любви моей дано.

      Блеснувший луч, игра теней —

      И все опять темно.

      Умолкший звук ее речей

      И грезы наяву.

      Надежда, что я дорог ей, —

      Вот то, чем я живу.

      Страдать, томиться все сильней

      Мне вечно суждено.

      Увы, как мало светлых дней

      Моей любви дано.

      Когда, напевая так, Уилл сбрасывал шляпу и запрокидывал голову, выставляя напоказ нежную белую шею, он казался олицетворением весны, дыханием которой был напоен воздух, – ликующее создание, полное смутных надежд.

      Уилл добрался до Лоуика, когда еще не смолкли колокола, первым вошел в церковь и занял место на скамье младшего священника. Но он остался в одиночестве на этой скамье и тогда, когда церковь заполнили прихожане. Скамья мистера Кейсобона находилась напротив, у прохода, ведущего к алтарю, и Уилл успел поволноваться, что Доротея не придет, тем временем окидывая взглядом лица крестьян, которые из года в год собирались в этой деревенской церкви с выбеленными стенами и старыми темными скамьями, изменяясь не более, чем ветви дерева, местами треснувшего от старости, но еще дающего молодые ростки. Довольно неожиданно и неуместно выглядела в толпе лягушачья физиономия мистера Ригга, но была единственным отклонением, зато Уолы и деревенская отрасль Паудреллов, как всегда, занимали смежные скамьи; все так же багровели круглые щеки братца Сэмюэля, словом, три поколения достойных поселян явились в церковь, как повелось исстари, с чувством должного почтения ко всем вышестоящим… ребятишки же полагали, что мистер Кейсобон, который носил черный сюртук и взгромоздился на самую высокую кафедру, очевидно, возглавляет этих вышестоящих и страшен в гневе. Даже в 1831 году Лоуик пребывал в тиши, которую отзвуки грядущей реформы тревожили не более, чем мирное течение воскресной службы. Прихожане привыкли видеть в церкви Уилла, и никто не обратил на него особого внимания, кроме певчих, ожидавших, что он примет участие в песнопениях.

      Но вот в маленьком приделе среди крестьянок и крестьян появилась Доротея, в белом касторовом капоре и в серой накидке, тех самых, которые были на ней в Ватикане. Ее лицо еще с порога было обращено к алтарю, поэтому, несмотря на близорукость, она тотчас заметила