Такэнака, чувствуя, что приносит величайшую жертву, вынужден был поддержать их «святую любовь».
Он метался в муках. Мысль, что у него отняли любимую, терзала его. Он и не помышлял сделать ученицу своей любовницей – будь у него такие чёткие намерения, он бы не упустил двух предыдущих случаев. Но как смириться с тем, что Ёсико – та, что скрасила его одиночество, придав жизни новые краски, – теперь уйдёт к другому? Он не воспользовался двумя шансами, но в глубине души надеялся: «Придёт третий, четвёртый случай – и тогда я изменю свою судьбу».
Теперь же его терзали ревность, досада и раскаяние. Чувство долга как учителя лишь разжигало этот огонь. Мысль, что он жертвует собой ради её счастья, тоже не приносила утешения. За ужином он пил без меры и пьяный повалился спать. На следующий день – воскресный дождь, усиливавший тоску. Капли, стекающие по старому дзелькве, казались бесконечными. Он не мог ни читать, ни писать.
Растянувшись в плетёном кресле, ощущая осенний холод за спиной, он размышлял о своей жизни в свете последних событий. Сколько раз он оказывался в шаге от судьбоносных перемен – но всегда оставался за чертой!
В литературе, в обществе, в любви – везде его ждала горькая участь вечного неудачника.
«Лишний человек», – вспомнил он тургеневское выражение. Не выдержав тоски, он потребовал сакэ ещё до полудня. Раздражённый медлительностью жены, он ворчал, а когда подали невкусную закуску – и вовсе вышел из себя. Одна кружка, другая – вскоре он был пьян вдрызг. Перестав ругать жену, он лишь бормотал:
«Ещё… Ещё…". И жадно осушил очередную порцию. Перепуганная служанка смотрела на него во все глаза. Сначала он ласкал пятилетнего сына – обнимал, гладил, целовал. Потом, неизвестно почему, разозлился на его плач и отшлёпал.
Трое детей, испуганные, столпились в отдалении, глядя на незнакомое пьяное лицо отца.
Выпив почти три литра, он рухнул на пол, не обращая внимания на перевёрнутый столик. Затем неожиданно запел старомодные стихи десятилетней давности:
«Бродишь у дома моего ты,
Думаешь – буря пыль взметает…
Но то не буря, не пыль —
Это любви моей труп…»
Не допев, он поднялся, закутавшись в женино одеяло, и заковылял, как гора, в гостиную.
«Куда ты? Куда?» – в панике кричала жена, следуя за ним.
Не слушая, он направился в уборную, всё ещё в одеяле. Жена, схватив его сзади, отняла одеяло у самой двери. Шатаясь, он справил нужду, а затем – бух! – растянулся в уборной. Жена тщетно пыталась поднять его, ворочала, тянула – он не двигался. Но он не спал – его пьяное, красное лицо с широко открытыми глазами неподвижно смотрело на льющийся за дверью дождь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив