Еще здесь, к счастью, никого не было, если не считать пса, который развалился в кресле. Он так яростно чесался, что не заметил, как в двери вошел его любимый танрийский маршал. Харт с удовольствием смотрел, как задняя лапа дворняги поднимает целое облако собачьей шерсти и жесткие волоски танцуют в солнечных лучах, а потом опускаются на бархатную обивку.
– Леонард, хороший мальчик, – похвалил Харт, прекрасно зная, что Мёрси Бердсолл не разрешает собаке валяться на креслах.
Леонард вскинулся при звуке собственной клички и замахал обрубком хвоста. Спрыгнул с кресла и бросился к Харту, который с той же радостью принялся его трепать.
Леонард был тот еще уродец: наполовину боксер, на другую же половину – боги знает что, какой-то весь пятнистый, с выпученными глазами в прожилках вен и с болтающимися брылями. В любом другом случае такого пса любила бы только хозяйка, но именно из-за него Харт продолжал завозить трупы именно сюда, в самое свое нелюбимое похоронное бюро на все приграничные городки в округе, сиротливо льнувшие к подолу Западной базы танрийских маршалов. Хорошенько потискав пса и покидав ему теннисный мячик, который Леонард выудил из-под кресла, Харт достал из кармана жилета часы, увидел, что время уже далеко за полдень, и заставил себя вернуться к делу.
Сняв шляпу, он пригладил рукой давно не стриженные светлые волосы. Не то чтобы его сильно волновал внешний вид. Уж точно не в «Бердсолл и сын». Вообще-то, будь он верующим, он бы взмолился Матери Горестей о пощаде. Но он был не такой человек, и даже не совсем человек, так что религию оставил псу.
– Помолись за меня, Леонард, – попросил он и позвонил в звонок на стойке.
– Пап, займешься? – раздался голос Мёрси откуда-то из нутра «Бердсолл и сын»: достаточно громко, чтобы отец услышал, но не так, чтобы вопль резал уши.
Харт подождал.
И еще подождал.
– Да блин, – буркнул он и позвонил еще разок.
На этот раз Мёрси завопила, отбросив деликатность:
– Пап! Звонок!
Но ответом была тишина, а Харт все стоял у стойки, с каждой секундой теряя терпение. Он покачал головой и спросил у пса:
– Сраное Соленое Море, как твоя хозяйка вообще держится на плаву?
Леонард вновь замахал хвостом, Харт нагнулся, чтобы почесать его, и тот влюбленно хрюкнул в ответ.
– Простите, пожалуйста. – Мёрси, отдуваясь, влетела в контору и заняла место за стойкой. – Добро пожаловать в «Бердсолл и сын». Чем могу помочь?
Харт выпрямился – он поднимался все выше и выше, возвышаясь над Мёрси и надеясь, что дух ее падает все ниже и ниже.
– А, это ты, – проронила она, и слова упали свинцовыми грузиками, столько в них слышалось энтузиазма. Харт запретил себе скрипеть зубами, перемалывая их в мелкую пыль.
– Обычно говорят «привет».
– Привет, Нахальстон, – вздохнула она.
– Привет, Трупсолл, – он натянуто, ядовито улыбнулся, разглядывая ее непривычно встрепанный вид. Что бы он там о ней ни думал, она всегда была одета с иголочки, яркие платья отлично сидели на пышной фигуре, а столь же яркая помада идеально смотрелась на пухлых губах. Но сегодня на ней был комбинезон, смуглая кожа блестела от пота, а очки в красной роговой оправе сползли на кончик носа. Пара темных прядей выбилась из-под шарфа с цветочным рисунком, будто она на полной скорости высунула голову из окна, руля по водостраде.
– Гляжу, еще не помер, – равнодушно произнесла она.
– Не помер. Из штанов не выпрыгни от радости.
Леонард, который как раз выпрыгивал от радости из шкуры, подскочил и облапил Харта за живот, и Харт, не удержавшись, потискал его сладкие брыли. Какая жалость, что такая чудесная собака принадлежит худшим похоронщикам на всей границе.
– Ты собаку пришел потискать или в самом деле труп привез?
Прозвучало так уничижительно, что Харта пробрало холодом, но он не поддался этому чувству. Поднял руки, будто Мёрси целилась ему в голову из мини-арбалета, и с деланой невинностью возвестил:
– На чашечку чая заглянул. Я не вовремя?
Леонард, вне себя от восторга, подскочил еще выше и саданул Харта по ребрам.
– Леонард, сидеть!
Мёрси схватила пса за ошейник и уволокла наверх, в свою квартиру. Харт слышал, как он скребется в дверь и жалобно скулит. Чудовищная жестокость – лишать и Харта, и собаку общества друг друга. Типично для Мёрси.
– На чем мы остановились? – спросила она, вернувшись, и уперла кулаки в бока, отчего верх комбинезона натянулся на груди. Джинсовый квадратик будто вопил: «Эй, взгляни-ка! Гребаная красотища!» Несправедливо, что у Мёрси такие восхитительные сиськи.
– Труп привез, надо думать?
– Ага. Без ключа.
– Еще один? Третий неопознанный за неделю.
– Больше