Гонят пленных по степной дороге,
Связаны веревками за шеи,
Зла среди ордынцев слишком много,
Заикнуться доброта не смеет.
Катится по небу солнца шар,
Нет воды, и пленница упала.
Кто-то крикнул: «Пропадет товар!»
А в ответ: «Такого здесь немало!»
Впереди пути-дороги страшные, выжженные села, кровавые тропы. Назад оглянешься – горят хаты, горит счастье человеческое, горит честь девичья – все горит. Только одни мельницы машут своими крыльями, будто прощаются. Скрипят телеги, везут в чужие земли хлеб, потом взращенный, везут скарб крестьянский, годный к продаже.
Впереди Кафа. Большой двор, обнесенный высокой стеной, большие ворота, железом окованные. Ох, сколько людей прошло через эти ворота, сколько с грустью-тоской оглянулось, когда они со скрипом закрывались.
Вот хозяин, а около него с бледным лицом евнух – пришли на торг. Вырвали из семьи самую тоненькую, самую славную девочку, бесстыдно сорвали рубашонку… Рванулись связанные братья за сестру постоять. Ну и что ж? Упали окровавленные у ног сестры.
Продана! Теперь она – рабыня
Поведут красавицу в гарем,
Нет свободы, и исчезло имя,
И до смерти безысходный плен…
Торг идет. Вот и вторая обнажена по грудь. Оксана даже не поморщилась, она стояла, как из камня высеченная, прекрасная в своем скорбном гневе. Так на диво была хороша, что даже у торговцев телами человеческими язык прилип к гортани. Не расхваливался этот товар, незачем, и так видно. Такой красы тут еще не было. Такой силы, осанки тоже никто не видывал.
Вот и продана Оксана. Потеряла она из виду старого Остапа и всех своих. В фургоны заталкивали невольников. Стали заталкивать и ее. Попробовала сопротивляться – ударили. Поглядели бы, как повела плечом Оксана, когда впервые в жизни ее ударили. Больше ее не ударят. Так говорила Оксана всем видом своим. И, правда, больше ее не били.
Везли долго, наконец, привезли. Вылезли пленники и пленницы, озираются пугливо. Чужое тут все, непонятное… Город грязный, пыльный, повсюду мусор. Улицы узкие, кривые, дома каменные, низкие, в землю вросшие. Только в стороне виден большой дом, за высокой стеной. Оказывается, этот дом и должен стать ее тюрьмой… Привели Оксану в помещение, где было очень много женщин. Не понимала Оксана, зачем в одно место столько женщин собрали, а мужиков нет.
Вдруг из-за двери глянули на нее глаза девичьи – синие, ясные и такие скорбные, что у Оксаны сердце словно кто-то рукой повернул. Чувствует сердцем, своя, с Украины. Только там глаза бывают такими синие, словно небеса весною. Глазами девушки заговорили друг с другом. Разговор длинный и тяжкий. Ничего хорошего синие глаза не сказали. Поговорили-поговорили и сникли.
Подружились девушки. Многое рассказала синеглазая о гареме, о неволе.
– Почему