Не получается. Внутренности вибрируют от неясного беспокойства. Оно давит на затылок и плечи, скребёт до кровавых царапин в груди. Нужно только войти в кабинет, улыбнуться Алексу и успокоиться.
– Валерия Игоревна, вас ожидают, – докладывает секретарь в приёмной.
Она не уйдёт с рабочего места, пока я не отпущу. Но сегодня её помощь уже не понадобится. Произношу:
– Спасибо, Ириш, ты можешь идти, хороших выходных.
До начала свидания осталось четыре, три, два…
– Сахаров? – Удивлённо застываю на входе. – Какого рожна ты здесь забыл?
Пытаюсь свести в уме дебет с кредитом, но не выходит. Меня опредёленно должен был ждать в кабинете не двинутый на стихах Есенина изменник—бывший, а прекрасный во всех отношениях, только что вернувшийся из командировки, будущий.
Тем не менее именно Никита стоит у стола, вальяжно облокотившись на него, словно он здесь хозяин. Это могло бы быть так, если бы мы всё-таки поженились. Но выяснилось, что Ник не хозяин своим словам, поступкам и тому, что болтается у него между ног. После расторжения помолвки, вообще не могу понять, что Сахаров до сих пор делает в Альянсе. Официально – он мой помощник, но лучшей помощью с его стороны было бы написать заявление о собственном увольнении.
– Заносил документы на подпись, – хмыкает он, но не уходит, а смотрит пристально и оценивающе.
От этого взгляда становится неуютно. Он добавляет к общей паршивости моего состояния пару лишних пунктов. Ворчу, не скрывая недовольства его визитом:
– Себя тогда почему забыл унести? В понедельник подпишу.
Никита отлипает от стола и, продолжая на меня смотреть, направляется на выход. Я же в который раз пытаюсь понять, что в этом человеке когда-то могло мне нравиться? Раньше он казался светлым, отзывчивым, заботливым и даже красивым. Теперь я отчётливо вижу его иным. Внешне вполне посредственным, расчётливым, изворотливым и алчным.
И лишь когда Сахаров выходит в коридор, я быстрым шагом подхожу к окну. Чёрный Краун в этот момент как раз отъезжает с парковки, вклиниваясь в ряд машин спешащих с работы сотрудников. Мысли судорожно мечутся в голове. Почему Алекс уехал?
Оглядываюсь вокруг. Смотрю на собственный кабинет, словно на картинку в игре с поиском отличий, выискивая, что изменилось за сорок минут моего отсутствия. На журнальном столике у дивана – чашка недопитого эспрессо. Ещё тёплого. На столе стопка подшитых договоров. Белая упаковка с лентой в полупустой корзине для бумаг. Ахнув, выдёргиваю тот самый букет, явно предназначавшийся для меня.
Пионы. Красивые, пастельно-розовые. Каждый лепесток такой бархатистый и нежный, будто светится изнутри. Аромат от букета сладкий, лёгкий и ненавязчивый. С трепетом разглаживаю примятую бумагу, защитившую хрупкие цветы. Благодаря ей ни один не сломался.
Я обожаю пионы. Это известно родителям, которые дарят мне их один раз в году на день рождения, потому что в июне у пионов сезон. Это известно Сахарову, который почему-то