Жители портового города спохватились очень поздно. Этот город всегда был готов к подобным катаклизмам. Такой штурм был в истории Баргаса не первый. Но никто не ожидал неоправданной жестокости, резни и массовых убийств. Гумирхан словно решил повязать кровью своих воинов, так, чтобы они поняли – впереди только победа или смерть. И первым открыл счет бессмысленным убийствам капитан Рудахан. Во главе своей озверевшей от крови команды он ворвался в тот самый трактир, где его когда-то унизили. Хозяина, который обычно стоял за стойкой, под черепом животного с удивительно развесистыми рогами, сейчас не было. Зато был тот, что отвесил ему когда-то увесистый обидный пинок. Два врага сошлись в центре небольшого зала, снося все вокруг. Ни моряки, ни дружки местного головореза не вмешивались, пока голова мурганца не покатилась на пол, снесенная тесаком огромного противника. Как бы ни был искусен в фехтовании мурганский морской офицер, ярости главаря самой крупной банды Баргаса он ничего противопоставить не смог. Зато могли другие моряки. Сразу три арбалетных болта глубоко утонули в груди великана, и тот, рыча, упал на труп своего поверженного противника. А потом началась рубка – свирепая и беспощадная, по последнего, оставшегося в живых. Таким оказался невысокий, но удивительно широкий боец – из местных. Точнее, местным он не был, но прожил в Баргасе целую зиму. И сейчас едва не погиб в жестокой схватке, хотя имел приказ от своего начальника, Седого. Квадратного звали Бурматом, и задание он имел одно – дождаться появления захватчиков, и немедленно отправляться к франским землям – с дурными или добрыми вестями.
Последнее чуть не сыграло злую шутку с Бурматом. Он был очень немногословным парнем; переспрашивать – что означает «дурные или добрые» – не стал. А значит, решил разобраться сам; хотя бы узнать – сколько врагов привел с собой лазутчик. По его прикидкам, выходило не меньше двух тысяч воинов.
– Меньше, – злорадно подумал он, вспомнив схватку в трактире, – намного меньше.
Сейчас он скользил по вечерним улицам, стараясь оставаться в тени домов, и видел следы ожесточенных схваток. Увы – по большей части опытные мурганские бойцы выходили победителями. Уже на крайней – подгорной улице Баргаса, которая, кажется, так и называлась, он наткнулся на один такой «поединок». Мурганский воин рвал на молчащей девчонке лет семнадцати платье. Ее кафтан уже валялся на холодной земле;