Проблемы комизма и смеха. Владимир Пропп

сжато, и поэтому его слова требуют некоторых разъяснений. Главное в том, что комедия изображает дурных людей. Но простое изображение их не было бы комическим. Для того чтобы изображение было комическим, нужно некоторое преувеличение: изображаются люди худшие, нежели ныне существующие. Но до какой степени можно доводить это преувеличение? Аристотель учит, что на сцене недостатки людей не следует преувеличивать до такой степени, чтобы они представляли собой пороки («не в смысле полной порочности»), так как это было бы уже не смешно. Это относится к моральному характеру изображаемых персонажей. Комическими могут быть только сравнительно мелкие недостатки, а не злодейства, не пороки и не преступления.

      Другой признак комического состоит в том, что оно относится к области безобразного: «Смешное есть часть безобразного»,– говорит Аристотель. «Ведь смешное,– продолжает он,– это некоторая ошибка (погрешность и несуразность) [15] и безобразие»[16]. До сих пор все довольно ясно. Что комическое относится к области безобразного – это на всякие лады будет повторяться во многих позднейших эстетиках. Однако Аристотель продолжает, что не всякое безобразие комично, а только «никому не причиняющее страдания (боли) и ни для кого не пагубное (безвредное)». Употребляемые Аристотелем слова можно понимать по-разному. Приведенное место часто комментировалось, при этом комментировалось различно. Ставился, например, вопрос о том, кому комическое не должно доставлять страданий. Думается, что утверждение Аристотеля может быть обобщенно в том смысле, что комическое никому не должно доставлять страдания, что область комического вообще несовместима с чувством страдания. Поскольку же речь идет о театре, о зрелище и сцене, страдания не должны изображаться на арене; они не могут быть предметом комедии. Аристотель имеет также в виду и зрителя, который пришел в театр для того, чтобы посмеяться (если он смотрит комедию), а не для того, чтобы видеть и испытывать страдания. Это видно из того, что Аристотель ссылается на комические маски, говоря о них так: «Комическая маска есть нечто безобразное и искаженное, но без выражений страданий» [17]. Слова «выражение» нет в оригинале, его добавил переводчик. Внесение этого слова сужает мысль Аристотеля. Комическая маска хотя и безобразна, но она не только не выражает страдания, но и не возбуждает его, она вообще вне сферы человеческих страданий.

      Нельзя поэтому согласиться с толкованием Чернявского и других, которые полагали, что, по Аристотелю, комическое не должно доставлять страданий осмеянному, и выводили отсюда, что Аристотель был противником Аристофана, комедии которого бывали остро тенденциозны и иногда оскорбительно высмеивали отдельных лиц (например, Еврипида и Сократа). Эта сторона дела Аристотеля просто не интересует. Его интересует природа комического как таковая, и эта природа вообще исключает сферу страдания. Страдание присуще не комедии, а трагедии. Одна из «частей» (как выражается Аристотель) фабулы трагедии «составляет страдание».