Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую. Маргарет Макмиллан

уже был убежден в том, что Британия не может больше придерживаться проводимой Солсбери политики отстраненности от европейских дел. Лорд Джордж Гамильтон, бывший в то время министром по делам Индии, рассказывал о мрачном разговоре, который был у него с лордом Бальфуром летом 1901 г.: «Он сказал мне, что вынужден признать – на деле мы в настоящий момент являемся третьестепенной державой; однако интересы этой третьестепенной державы переплетаются и сталкиваются с интересами великих держав Европы. В этой упрощенной форме слабость Британской империи, как она есть сейчас, состоит в следующем. Мы обладаем огромной силой – как в наличии, так и потенциально, – если только сможем сконцентрировать ее… Но рассредоточение наших имперских интересов [по всему миру]… делает это почти невозможным»[101].

      Той осенью лорд Селборн, первый лорд адмиралтейства, сообщил своим коллегам по кабинету, что Британия располагает на Дальнем Востоке лишь четырьмя линкорами, тогда как Россия и Франция вместе скоро будут иметь девять[102].

      Однако к этому времени общественное мнение стало значительным фактором как в Англии, так и в Германии. Например, осенью и в начале зимы 1901 г. в обеих странах вспыхнуло раздражение, вызванное довольно глупым публичным конфликтом между Чемберленом и Бюловом, который к этому времени стал канцлером. Выступая в Эдинбурге, Чемберлен защищал британские войска от обвинений в слишком жестоком обращении с гражданским населением в Южной Африке. Чемберлен дошел до заявлений, что представители других наций поступали куда хуже – в частности, Пруссия во время Франко-прусской войны. Германские националисты сочли это серьезным оскорблением, и Бюлов настоял на том, чтобы британскому правительству была передана официальная нота протеста. Англичане попытались разъяснить свою позицию, но формальных извинений не принесли. Тогда Бюлов в январе 1902 г. обратился в рейхстаге к германской общественности с вызывающей речью. Его встретили овациями, когда он процитировал известную фразу Фридриха Великого, говорившего, что всякий, осмеливающийся критиковать германскую армию, может с тем же успехом «грызть гранит». Три дня спустя Чемберлен с не меньшим энтузиазмом ответил ему, выступая в своей «цитадели» – в Бирмингеме: «Я сказал то, что сказал. Я ничего из этого не беру назад. Я ничего не уточняю. Я ни за что не оправдываюсь. Я не собираюсь читать нотации министру, но и от него тоже их не приму». Служившему в германском посольстве барону Герману фон Экардштайну Чемберлен частным образом сообщил: «С меня хватит подобного отношения – и вопрос о сближении между Великобританией и Германией можно считать закрытым»[103].

      Британское правительство также пришло к заключению, что союзников надо искать где-то еще. С молчаливого согласия дряхлеющего Солсбери изучались перспективы оборонительного союза с Японией. Это было не так странно,