На ней был запечатлен… Платон? Он стоял рядом с рыжеволосой женщиной, обнимая ее собственническим хозяйским жестом, словно утверждая на нее свое право. Уверенно и прямо смотрел в кадр, бросая вызов фотографу, а может, всему миру. Женщина же смотрела на Платона влюбленными глазами и, кажется, была действительно счастлива.
На снимке еще не было седины, длинные темные волосы мужчины убраны в хвост, а одета пара несколько старомодно.
Я невольно подняла взгляд на собственное отражение в зеркале. Зеленые глаза, которые раньше имели цвет яблока, сейчас потухли и казались серыми. В грязных, забранных в хвост волосах природная рыжина особенно не проглядывала. Лишь кожа на лице выглядела свежей и отдохнувшей, здоровый румянец, никаких мешков под глазами.
Все-таки матирующие чары мне всегда удавались безупречно. Я определенно молодец. Никто не заметит моего изъяна. Лишь я сама знаю о том, какое мое лицо на самом деле.
Поставила снимок обратно на тумбочку и обвела комнату взглядом. Рядом с зеркалом стояло большое мягкое кресло, имелся шкаф в полстены.
Может быть, это спальня хозяина замка?
С другой стороны, больше никаких личных вещей. Хотя, опять же, пыли на поверхностях практически нет. Но, учитывая затворничество Платона и то, что, по его словам, я единственная обитательница замка, кроме него, можно предположить, что тут какие-то чары для поддержания базовой чистоты.
А когда рядом с кроватью обнаружилась дверь, ведущая в ванную, то мне стало совершенно наплевать, чья это спальня.
Жаль, полотенец или чего-то похожего нигде не нашлось, шкафы в комнате пустовали, поэтому я сняла покрывало с кровати, чтобы потом вытереться им.
Скинула с себя все и залезла в изящное корыто. Несмотря на то, что оно выглядело как музейная реликвия, произведение искусства, – сантехника самая что ни на есть современная. Вот только горячей воды не оказалось, да и банных принадлежностей тоже. Только кусок мыла в мыльнице, которым пришлось смывать себя грязь и усталость.
Впрочем, у Нику приходилось довольствоваться и меньшим, поэтому я все равно радовалась возможности помыться.
Пальцы прошлись по клейму, которым метил Альбеску свою собственность. Меж лопаток, оно не ощущалось, не болело – но я знала, что оно есть. И никогда не исчезнет.
Закутавшись в красное покрывало, чистой вышла из ванной.
В дверях стоял Платон. Выглядел он уже чуть лучше, но все равно держался за косяк.
Я остановилась, укутываясь сильнее, но мужчина, едва заметив меня, и сам отвернулся.
– Лучше тебе выбрать другую комнату, – тихо попросил он.
– Она твоя? – То, каким голосом была высказана «просьба», лишало даже возможности возмутиться.
Хотя, по сути, он сам сказал: «Выбери любую».
– С чего ты взяла?
– Фото на тумбочке. – Я кивнула в сторону зеркала.
Платон нахмурился, проследив за направлением моего взгляда, а в следующий момент вокруг рамки