Под этими словами мог подписаться и мой отец. Родственники, где он проживал, не обижали, хотя и самим приходилось нелегко. Радовался посылкам от родителей. А в зимние и весенние каникулы разживался харчами, наведываясь в Счастливцево.
Несмотря на все трудности, юноша, родившийся в захолустной мордовской деревне, ощущал, как многие его ровесники, уверенность в завтрашнем дне.
Спустя два десятилетия после революции люди сравнивали уровень жизни отнюдь не с западными странами. Для большинства жалкое существование в прошлом подтверждалось вовсе не пропагандой, но жизненным опытом и семейной памятью.
Дед, выходец из бедной семьи, получил образование после Октября, вырос до счетовода в колхозе. Отец и его сверстники воспринимали время их юности, как неизбежную трудную, но недолгую эпоху – переход из отсталого вчерашнего в светлый завтрашний день. Тяготы неизбежны, но преодолимы, необходимо только постараться – усердно учиться и самоотверженно работать. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», – нисколько не сомневаясь, пели они.
«Советские 30‑е годы, закончившиеся 22 июня 1941 года, живут во имя будущего, – отмечает исследователь Сергей Иванников. – Их цель – сделать это будущее максимально близким»11.
Однако не было, наверное, в стране, пережившей две большие войны, Первую мировую и Гражданскую, ни одного человека, кто не ощущал дыхания новой грозы. Осенью 1938-го это чувство обострилось.
Отцовская группа притихла, когда классный руководитель зачитывал выступление наркома иностранных дел СССР 21 сентября. Литвинов предупреждал в Лиге Наций о том, что четыре страны – Абиссиния, Австрия, Китай, Испания – уже стали жертвами агрессии, на очереди пятая, Чехословакия.
Увы, призыв Советского Союза к европейским странам отказаться от попустительства захватчикам не был услышан. Получив благословение Великобритании и Франции, Германия, Польша и Венгрия оторвали от Чехословакии по жирному куску.
Распахнулась дверь, из которой потянуло порохом новой войны. 5 октября Черчилль в британском парламенте заявил: Мюнхенским сговором «нарушено все равновесие Европы…»12
В Мюнхен СССР даже не пригласили. Это вызвало опасение, что там замышляется недоброе не только в отношении Чехословакии. Подтверждая подозрения Кремля, 30 сентября Чемберлен и Гитлер подписали англо-германскую декларацию о ненападении. 6 декабря под аналогичным документом, известным как пакт Бонне – Риббентропа, поставили подписи министры иностранных дел Франции и Германии.
Об этом не вспоминают на Западе. Зато такой же документ – подписанный спустя год Молотовым и Риббентропом пакт о ненападении – осуждают, усердно перекладывая собственную вину за развязывание Второй мировой на СССР.
Спустя полвека книга Черчилля «Вторая мировая война» лежала на отцовском столе. Синим карандашом школьный историк отчеркнул диалог на Нюрнбергском процессе.