– А кого он считает худшими? – Тагоми глотнул чая.
– Гейдриха. Доктора Зейсс-Инкварта. Геринга. Такова точка зрения Имперского правительства.
– А лучшими?
– Бальдура фон Шираха и доктора Геббельса. Но на этот счет он был очень краток.
– Что он еще говорил?
– Сказал, что сейчас мы больше, чем когда-либо, должны сплотиться вокруг императора и кабинета. Мы должны верить в свое правительство.
– А потом, видимо, была минута молчания в знак соболезнования?
– Да.
Тагоми поблагодарил собеседника и положил трубку. Но звук селектора не дал ему спокойно допить чай.
– Сэр, вы хотели выразить соболезнования германскому консулу, – напомнила Африкян. И добавила после паузы: – Мне зайти с диктофоном?
«А ведь верно, – подумал Тагоми. – Совсем из головы вылетело».
– Да, зайдите.
Она тотчас явилась и спросила с улыбкой:
– Вам лучше, сэр?
– Да. Благодаря уколу витаминов. – Безуспешно порывшись в памяти, он попросил: – Напомните, как зовут консула.
– Пожалуйста, сэр. Барон Гуго Рейс.
– Mein Herr, – начал диктовать господин Тагоми, – известие о безвременной кончине вашего вождя герра Мартина Бормана повергло нас в пучину скорби. Эти слова я пишу со слезами на глазах. Вспоминая доблестные подвиги герра Бормана, не жалевшего усилий для защиты германского народа от внешних и внутренних врагов, вспоминая его жесткую, бескомпромиссную борьбу с малодушными, готовыми предать мечты человечества о космосе, куда наконец, спустя тысячелетия, устремилась светловолосая голубоглазая нордическая раса в своей…
Он замолчал. Надо было как-то закончить фразу. Африкян ждала с выключенным диктофоном.
– Мы живем в великое время, – задумчиво произнес он.
– Записывать, сэр? Это текст? – Она нерешительно нажала клавишу.
– Нет. Я обращался к вам, – ответил Тагоми.
Она улыбнулась.
– Перемотайте назад, – попросил он.
Зашуршала пленка. Из двухдюймового динамика зазвучал тонкий металлический голос: «… не жалевшего усилий для защиты…» – казалось, в диктофоне бьется и пищит насекомое.
– Закончим так, – произнес он, дослушав запись: – …решимости возвеличить и принести себя в жертву и тем самым занять нишу в истории, из которой никто во всей вселенной не сможет ее вытеснить, я испытываю невыразимую горечь утраты… – Тагоми умолк и задумался. – Мы все – насекомые, – сказал он вдруг. – Слепо ползем к чему-то ужасному или, наоборот, высокому, чистому. Вы согласны? – Он поклонился.
Африкян, сидевшая с диктофоном в руках, слегка поклонилась в ответ.
– Напечатайте и отправьте, – велел он. – С подписью и всем прочим. Если сочтете нужным добавить смысла в мои слова, сделайте это. Не сочтете – и так сойдет.
В