Вот каковы были мнения Агриппы и Мецената; мнения столь же различные, как и характеры тех, кто их высказывал. Один современный писатель [3] заметил, что каждый из них высказался так, как это было наиболее выгодно для него лично. Агриппа, великий воин, удостоенный консульства и признанный достойным триумфа, занял бы первое место в республике. Меценат, кабинетный человек и литератор, искусный царедворец, мог блистать и быть важной персоной только под сенью принца, который полностью ему доверял. Это наблюдение, несколько злое, не подкреплено никакими древними свидетельствами: и тот, кто его высказал, возможно, не слишком авторитетен; несомненно, писатель весьма остроумный, но смелый в своих критических выпадах, любитель парадоксов и явно склонный хвалить все, что современные ему историки порицали, и порицать все, что они хвалили.
Октавиан уже принял решение до речей своих двух министров. Поэтому противоречивость их мнений не смутила его, и, выразив обоим одинаковую признательность за верность и усердие, которые они вновь доказали, высказавшись с полной свободой, он объявил себя сторонником мнения Мецената, но не отказался от мер предосторожности, которые считал необходимыми, чтобы стереть пятно насилия и узурпации.
Великое имя Вергилия, возможно, обязывает меня отметить здесь, что, согласно автору его жизнеописания, Октавиан пожелал узнать мнение этого знаменитого поэта о предмете, который его колебал, и что он решил сохранить империю по его совету. Я уже отмечал, что у Октавиана никогда не было колебаний по этому поводу. Но, кроме того, мне трудно поверить, что, основываясь на словах малоизвестного и темного писателя, любителя выдумок, можно легко допустить, что поэт, безусловно возвышенный, но совершенно неопытный в государственных делах, был призван на совет самым хитрым из когда-либо существовавших принцев по столь важному вопросу. Как бы ни были благосклонны властители мира к талантам и к тем, кто ими обладает в высшей степени, они не советуются с поэтами о государственных делах.
Октавиан, чьим девизом было «торопись медленно», использовал остаток своего пятого консульства и все шестое, чтобы подготовить умы и упорядочить положение дел в связи с великим замыслом, который он вынашивал. Игры и зрелища разных видов, щедрости и раздачи народу, великолепные здания для украшения города – вот приманки, которые он начал использовать в предыдущие годы и продолжал применять в те, о которых я говорю, чтобы сделать свое правление любимым. Но важнейшим делом, которым он занялся, было возвращение сенату его прежнего блеска путем очищения его от множества недостойных лиц, проникших туда в период смут гражданских войн и позоривших величие этого высокого собрания. Ничто не могло более возвысить его в глазах добропорядочных людей и справедливых судей вещей; и более того,