Перед атакой всегда чувствуешь себя неважно. В голове какая-то пустота, настроение падает. Это тяжелое, неприятное ощущение. У нас в роте с ним вели борьбу: рассказывали всевозможные забавные истории, вспоминали удачные боевые эпизоды, не позволяли людям предаваться горьким ожиданиям. Потом раздавался голос лейтенанта Любивого: «Рота, вперед! За Родину, за Сталина, ура!» В едином порыве мы бросались в бой и забывали обо всем на свете. Ненависть к врагу брала верх над другими человеческими чувствами, и румыны бежали от нас, как зайцы.
Вот какой замечательной была наша вторая рота!..
Как бы смело ни действовали мы, «чапаевцы», суровые обстоятельства сражения за Одессу иногда брали верх. Противник имел превосходство в артиллерии и – самое главное – располагал большим боезапасом к орудиям и минометам, чего у защитников города не было. На три залпа немецко-румынских артиллеристов наши отвечали только одним. Огненный вал накрыл однажды нашу роту. Случилось это утром 19 августа. Фугасный снаряд угодил в бруствер окопа не прямо передо мной, но метра на два левее. Ударная волна разбила в щепы любимую винтовку, а меня отбросила на дно траншеи и засыпала землей. Очнулась я только в госпитале: однополчане откопали и привезли в Одессу вместе с другими ранеными и контужеными красноармейцами первого батальона.
Дивная картина открывалась из окна моей палаты, расположенной на первом этаже госпитального здания. Под порывами морского ветра качались ветви яблоневых, грушевых, персиковых деревьев в заброшенном саду, трепетали желтеющие листья, падали на землю созревшие плоды. С ветки на ветку перелетали маленькие серые воробьи и черноголовые скворцы. Наверное, они пересвистывались между собой, но я ничего не слышала. Беззвучное зрелище вступающей в свои права осени почему-то успокаивало, наводило на размышления. Слух возвращался медленно. Боли в суставах и в позвоночнике мучили по ночам.
В чисто убранной комнате, на хрустящих от крахмала простынях, за сладким и крепким утренним чаем, который подавали ровно в восемь часов утра и непременно – со сдобной булкой, – я вспоминала жаркую, грохочущую от взрывов степь. Здесь, в абсолютной тишине, она казалась мне сном, не имеющим отношения к реальности, далеким, странным, даже пугающим. Однако там остались мои боевые товарищи, и мое место было среди них.
Вскоре несколько писем от родных мне передали из полка.
Добрая моя матушка Елена Трофимовна беспокоилась о моем здоровье и советовала не пить в походе сырую воду из открытых водоемов. Отец Михаил Иванович вспоминал Первую мировую и Гражданскую войны, утверждая, будто Беловым в сражениях всегда везло. Старшая сестра Валентина рассказывала, как идет у нее работа на новом месте. Все они находились очень далеко от меня, в Удмуртии, куда из Киева эвакуировали завод «Арсенал». Собравшись с духом, я села писать им ответы, старательно выводя буквы правой рукой, к которой постепенно возвращалась прежняя сила и точность. Получилось