Мы выходим из казармы. С чёрного неба смотрит на нас большая бледная луна. Рядом с луной какие-то зеленоватые всполохи. Толик идёт за здание умывальника к забору. Мы пробираемся через кусты и находим тайный лаз из-за забора на волю. На городской улице темно, до ближайшего фонаря метров пятьдесят. Толик показывает рукой, мол, нам надо к тому фонарю и… И чья-то сильная рука хватает меня за плечо. Оборачиваюсь! Меня крепко держит слегка поддатый мужик. Узнаю его сразу – это прапорщик из шестой роты. Рядом стоит полная женщина.
– Коля, оставь его, пойдём домой, – уговаривает она прапора, но тот настроен решительно.
– Ты чего, Сима, – ухмыляется он и ещё крепче сжимает мне плечо, – если я сейчас это дело не пресеку, так они совсем оборзеют. На шею сядут, и ножки свесят… Ты их просто не знаешь… Его надо дежурному сдать…
Дежурный по части смотрит сочувственно, зевает и велит помощнику вести меня в роту.
Утром ротный объявляет мне трое суток ареста. На гарнизонную гауптвахту бреду следом за старшиной. Оформляют там быстро: пятнадцать минут и я уже в тесной камере. Меня встречают два сидельца: один танкист, другой из стройбата.
– Сколько прослужил? – первым делом интересуется танкист.
– Три месяца…
– Салага…
– За что стреножили? – спрашивает боец строительного фронта.
– Самоход.
– Молоток, – стройбатовец хлопает меня по плечу и поворачивается к танкисту. – Ты в первые три месяца из-под кровати нос боялся высунуть, а этот уже в самоходы ходит. Бедовый пацан. Уважаю. Я – Вася. Споёмся…
Только спеть у нас не получается, гремит наружный засов и нас отправляют на работу – разгружать кирпич. Разгружать кирпич – работа не из лёгких, а когда на улице плюс пятьдесят в тени, так это сущий ад. Но, оказывается, и к аду можно привыкнуть. Я вообще по жизни человек выносливый. Привыкаю, но устаю страшно. Мои сокамерники – тоже не из железа, поэтому вечером не до разговоров. Получаем деревянные лежаки, прозванные в народе «вертолётами» и сразу спать. На следующий день опять на кирпич. На третий день утром танкиста выпускают, но свято место пусто не бывает. Место танкиста занимает связист. Малый наглый, сразу наезжает на меня, мол, мало служишь. Вася съездил связисту в ухо, этим наезд и завершается. После завтрака – опять кирпичи.
На свободу я выхожу с чистой совестью, кровавыми мозолями на ладонях и со стойкой ненавистью ко всяким строительным материалам. На мечте поступить в строительный институт ставлю жирный крест.
Докладываю о прибытии командиру взвода, а тот шипит как ядовитый гремучник.
– Ну и гад ты, Штылёв. Знал же какая