Щетинин идет по следу. Тайна «Медной подковы». Мария Пчелина

продвинулся вглубь помещения, и типография сомкнулась вокруг него, точно чугунная клетка. Громадные машины дрожали, сотрясая пол под ногами, их железные рычаги двигались вверх и вниз с механическим стоном, словно выколачивая мрачный пульс неизбежности. Атмосфера давила своей густотой, удушливая – пропитанная исходящим от механизмов зноем, острым запахом горячего металла, резким ароматом кислых чернил и липким, приторным духом типографской краски. Мельчайшие частицы уличной грязи оседали на влажный от дождя плащ, образуя на ткани тонкий, землистый налёт. За мутными окнами, закопчёнными сажей, сгущались сумерки, но внутри газовые рожки бросали на стены рваные тени – силуэты станков и рабочих плясали в жёлтом свете, как призраки на заброшенном балу. Под ногами скрипели прогнившие доски, стонали под каждым шагом, словно жалуясь на чужую тяжесть. В дальнем углу тянулись массивные прессы с гладкими рычагами, отполированными сотнями рук, – время от времени один из них издавал низкий, надсадный скрип, точно старый зверь, что задыхается от работы. Чернильные отметины густо покрывали стены, напоминая о давно минувших днях, а пол окутывала плотная, серая бумажная крошка, неподвижная и заброшенная, словно прах забытых историй. Рядом громоздились столы с листами – одни уже несли отпечатки букв, другие лежали в ожидании, белые, как кости. ШШорох бумаги, металлический лязг и гул голосов сливались в спёртый воздух, затхлый, как сама смерть, что готовила здесь свои чёрные страницы.

      Щетинин лавировал среди ревущих машин, скользя взглядом по напряжённым лицам сгорбленных фигур. Усталые, осунувшиеся, с глубокими морщинами от постоянного напряжения, они были серы от копоти, въевшейся в кожу. Пальцы рабочих, с облупившейся кожей и черными ногтями, были вечно испачканы краской, которую не отмыть до конца. Одни работали, склонившись над станками, с выражением обреченности и усталости на лицах, другие украдкой переговаривались, бросая на Щетинина настороженные взгляды.В тени, возле аккуратных стоп чистых листов, двое молодых линотипистов, с взлохмаченными волосами и тёмными разводами на лицах, прикурили свёрнутую на скорую руку папиросу, их тихие голоса тонули в клубах едкого дыма.

      Щетинин миновал шумный рой, прошёл к двери мастерской и стукнул и постучал костяшками пальцев. Из-за гудящих агрегатов послышался голос:

      – Да кто там ещё? – Прохоров вышел, вытирая руки о передник. Невысокий, коренастый, с облупившимся ногтем на большом пальце. По рукам мужчины было видно, что он стоит за массивным рабочем станком, а не бумаги перекладывает. – Вы по делу?

      – По Михаилу Павлову, – ответил Щетинин, показывая визитку. Прохоров посмотрел на визитку, покрутил ее в руках, как будто оценивая не напечатанное на ней, а мастерство изготовления. – Александр Щетинин. Разбираюсь, куда он запропастился.

      Прохоров нахмурился, окинул гостя взглядом и кивнул на стул у стены:

      – Садитесь, коли по делу. Чего знать хотите?

      – Михаил. Что за человек? Как работал? Что за характер?

      Мастер усмехнулся:

      – Михаил? Мужик работящий. Пьёт, конечно, но кто у нас не пьёт? –