– Да какая она баба… баба – это ты. А она девушка.
Глеб обнял Лельку за плечо, сунул свободную руку в карман, и они пошли дальше. За ними пошла словно бы не очень трезвая Лиза.
Дойдя до Шубышкиной хаты, Глеб уже все понял для себя. Он пропал и теперь будет пробовать как-то противостоять… или гибнуть.
Лиза впервые оказалась в хате под соломой и с земляными полами. Некоторые окна были забиты досками для тепла. Майский ветер гулял по нищенской обстановке. По полу лазал самый младший головастый шубышонок, трехлетний Пашка. Отец и мать семейства пили за столом непонятное зелье из пластиковой бутылки.
– Спробуй, только выгнали, – предложил хрипатый и усатый Шубышкин и указал стаканом на Лизу.
– И кто это у нас?
Лелька мотнула головой:
– Это москвичи, в хате у Вертолетчика теперь живут. А это их дочка. Я за нее в ответе, пить она не пьет.
– Знаем, на хлеб мажет… – сказала Ирка, мать семейства, красивая, короткостриженая, но пропитая блондинка. – Давай, сэма-то нашенского хряпни.
Лиза покачала головой, Ирка вздохнула и потрусила в дальнюю комнатушку. Пашка что-то ел под столом, обсасывая пальцы. Лиза нагнулась и, вытащив у него изо рта чинарик*, обтерла ему рот тыльной стороной ладони. Глеб толкнул ногой колченогий табурет.
– Картоху посадили? – спросил он Шубышкина.
– Хто на, садили ее они или нет… У нас вон… Павлуха только с Иркой вернулся с больницы… хвилокок какой-то завелся.
– Так что с огородом-то? Прийти помочь? – спросил Глеб деловито.
– Ну приди, посади ведра три. С этими, Дашкой и Лешкой, они пособят.
Глеб кивнул.
– Лады.
Когда они вышли, Лелька прижимала к себе «хершу» самогона, как ребенка.
– Это кто – Дашка и Лешка? – спросила Лиза Глеба.
– Это его старшие. Дашке шесть, Лешке восемь.
Лиза загрустила.
– Слухай, а пошли до Карамета сходим, твой же батя рыбу хотел! – вдруг как будто вспомнил Глеб и, схватив Лизу за локоть, потащил дальше, на самую набережную.
Он крикнул Лельке, чтоб она подождала у Шубышкиных, и, поймав ее испепеляющий взгляд, увлек Лизу за собой.
Они шли по песчаной тропке, а ветер начинал реветь. Со стороны Сейма накатывалась синева. Моросил дождь. Хата Карамета стояла на пригорке, и в открытые ворота залетал гусиный пух. На берегу грязной лужи устало переругивались индоутки.
У Карамета в выходные и праздники все время тусовались рыбнадзоровцы, которые сами били рыбу электроудочками и таскали ее переметами. А после продавали дачникам.
На этот раз у Карамета рыбы не оказалось. Он вышел на стук Глеба, пожал плечами и вернулся в хату.
Он вообще был странный человек. За убийство жены и грабеж отсидел двадцать пять лет. За это время его сын вырос в детском доме и вернулся назад, устроился в