Брайони расплескивает воду себе под ноги. За деревьями стоит мужчина в вощеной куртке. Он держит ружье. Ее первый порыв – вскочить и бежать. Адреналин кипит, сердце заходится громким стуком. Но незнакомец поднимает руку:
– Сидите спокойно. Я не хотел вас напугать.
Он переламывает ружье, вытаскивает из ствола толстые красные цилиндры, кладет их на другое бревно и убирает патроны в карман. Брайони прижимает руку к груди, и мужчина, который вряд ли старше нее больше чем на десять лет, похоже, кривит в гримасе лицо с коротко стриженной бородой. И только в этот момент Брайони замечает сбоку от него спаниеля. Незнакомец издает горловой звук, и пес, виляя хвостом, устремляется к ней. Брайони успевает потрепать его черные шелковистые уши, но уже через пару секунд спаниель отбегает к хозяину.
– Прекрасный день. – Мужчина достает из большого бокового кармана самокрутку и прикуривает.
Сладковатый запах табачного дыма щекочет ей ноздри. Странно, но он кажется ей приятней свежего воздуха, ароматов орошенного дождем холма и сока недавно срубленных деревьев на поляне. Осознав, что слишком долго смотрит на незнакомца, Брайони меняет позу и сосредоточенно любуется видом. Этот человек нарушил ее уединение, и ей хочется, чтобы он ушел. Но… в нем есть что-то такое… Он так резко отличается от ее опрятного, аккуратно постриженного мужа, который всегда одет в деловой костюм.
Незнакомец же просто пышет маскулинностью: он похож на дикого, неприрученного зверя. Интересно, каково это – скользить руками под его вощеной курткой? Брайони краснеет, чувствует, как горят щеки. Что с ней? Отчаяние и безысходность, ведущие к безумству. Вот что это, должно быть, такое. А еще одиночество. Она поддевает мыском щепку. Сырая бледная древесина заострена на конце, она похожа на крошечное копье. Брайони вдруг представляет, как сливается своей плотью с плотью этого дикаря на усеянной щепками мокрой земле. И приходит в шок от картины, нарисованной воображением.
– Вы в отпуске?
– Нет. Я живу там, внизу. Просто прогуливаюсь, пока мой сын в школе. Он пошел сегодня в первый класс.
Вот! Она упомянула сына. Сделала хоть что-то для того, чтобы вернуть блудливые мысли в русло своей привычной жизни. Что-то вроде досады промелькнуло в глазах незнакомца. Он снова затягивается:
– А почему вы тогда не в кофейне с другими мамашами?
Тон, которым задается этот вопрос, полон пренебрежения. Как, однако, приятно услышать, что хоть кто-то насмехается над этой группой «своих».
– Не сегодня.
– Вы, случайно, не видели по дороге фазана-подранка?
– Нет. Поэтому у вас ружье?
– Вы, похоже, не брезгливая?
Брайони вспоминает о своем главном клиенте в Глазго, о вещах, которые он, по слухам, вытворял. И крошечный, недозволенный трепет, оживающий у нее в груди.
– Нет, – отвечает она и, внезапно осмелев, смотрит прямо в глаза дикарю.
Что-то проскакивает