С новым рвением я постигала строгий реализм и проникновенность Лоусона, наслаждалась ароматами жизнерадостной стороны благоразумной жизни Патерсона под солнечным небом, которое он живописал величественными, властными мазками. Я заучивала их стихи наизусть, всем сердцем, и в это славное голубое вместилище, где хранятся многие приятные мечты юности, бережно опускала надежду на то, что в один прекрасный день смогу пожать руку каждому из них и прочувствовать, познать невыразимый покой и сердечное отдохновение в компании единомышленников.
Глава десятая. Эверард Грей
Перед возвращением в Каддагат дядя Джулиус ненадолго завернул в Сидней, пообещав быть дома на первой неделе сентября в компании Эверарда Грея. Этот молодой джентльмен всегда приезжал в Каддагат на Рождество, однако на сей раз, едва оправившись после болезни, он решил для разнообразия нагрянуть пораньше. Я была о нем наслышана и с любопытством ожидала встречи. Приемный сын моей бабушки, он осиротел со смертью родителей, аристократов-англичан, которые оставили его на попечение дальних родственников. Те оказались преступно неразборчивы в средствах. Откопав какую-то нестыковку в документах, понятную только стряпчим, они лишили его всей собственности и бросили на произвол судьбы – барахтаться или тонуть. Бабушка его отыскала, вырастила и отправила учиться. Из всех возможных профессий он выбрал юриспруденцию и теперь слыл наиболее перспективным молодым барристером Сиднея. Приемная мать гордилась им необычайно и любила его, как родного.
В оговоренный срок дядя Джулиус прислал телеграмму с инструкциями по найму двухместной коляски для встречи в Гул-Гуле.
К этому времени я уже оправилась и от гриппа, и от ожога, а поскольку приезд ожидался ближе к вечеру, меня сообразно такому случаю нарядили в торжественное вечернее платье и к тому же осчастливили созерцанием отражения в зеркале – впервые со дня моего появления в этом доме.
После обеда бабушка отправила меня за несколько миль с каким-то поручением; на полпути мне повстречался мистер Хоуден, который вызвался меня сопровождать. Куда бы я ни собралась после той встречи, он всякий раз увязывался следом, чем вызывал у меня досаду, потому как бабушка многократно и сурово наказывала мне не опускаться до преступного потакания мужским помыслам.
Между тем Фрэнк Хоуден сменил свою песню и теперь утверждал, будто моя внешность для него не играет роли, поскольку, красавица или нет, я самая шикарная девушка из всех ему известных. Это мнение подкреплялось тем фактом, что со мной можно поговорить о театре; помимо этого, во всей округе я оказалась единственной девушкой, а он достиг того ненасытного возраста, когда молодой мужчина должен выбрать для себя особу женского пола: хоть красавицу, хоть дурнушку, толстуху или худышку, перезрелую или молоденькую. Оттого что я стала объектом подростковых вожделений такого взрослого