Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Н. Бакирова, 2025
© Художественное оформление, макет. ООО «Альпина нон-фикшн», 2025
Табурет
Автобус все не появлялся, и эта задержка давала Анатолию Ивановичу шанс передумать. Однако он упрямо ждал возле просевшего пористого и грязного сугроба, щурясь, потея в пуховике под весенним солнцем. Время от времени засовывал руку в пакет, с которым полчаса назад вышел из строительного магазина, и ощупывал гибкую гладкую веревку.
В автобусе было душно. Пыльные солнечные лучи выбеливали обшарпанные дерматиновые сиденья. Высокий кудрявый парень долго пытался открыть люк на потолке – но люк, видимо, заело. За исключением этой чужой неудачи время дороги было пустым и, следовательно, измерению не поддавалось.
Он всегда уезжал на день раньше Маши. Надо было как следует протопить в доме печь, вымыть пол. С утра ставил самовар – ведерный, заслуженный, на углях. Маша появлялась с пирогами: яйцо и лук, капуста и яйцо, мясо и капуста – нежные пироги, хрустящие корочки… Эх, Машенька ты моя…
Дом встретил затхлой сыростью и разбегающимся мышиным топотком. Анатолий Иванович отыскал в кухонном шкафчике водку – секретный ингредиент Машиных маринованных огурцов. В плотно закрытой бутылке оставалось около трети. Машенька, Машенька… И ведь огурцы-то еще не все съели! Перелил из бутылки в чайную чашку, выпил.
В кухне стояло четыре табурета. Анатолий Иванович прикинул, что ни один из них не годится, поскольку ведь потом выбросят, не станут в доме держать. Гарнитур будет неполный – жалко.
Вышел на веранду. Вытащил из-под рассохшегося стола другой табурет. Старый. Такой жалеть нечего. Прошел с ним в комнату, сел на диван, перевернул, чтобы посмотреть, плотно ли привинчены железные ножки.
На бледном исподе сиденья приклеена бумажка. Хороший клей, раз не отпала за столько лет. Очки Анатолий Иванович, конечно, с собой не взял, потому что ничего читать не собирался. Но эту бумагу надо было прочесть обязательно – как проверить документы сотрудника, которого предстояло взять на работу. Где-то тут, вспомнил, была лупа…
Под увеличительным стеклом выступил сначала штамп ОТК, а потом буквы: «Табурет А012. Армавирская мебельная фабрика». И ниже – год изготовления. Анатолий Иванович нахмурился, вчитался снова. Нет, ошибки не было: год изготовления табурета был тем же самым, в который родился он сам. Табурет оказался – ровесник.
Такая же точно по длине жизнь.
И что-то же было в этой жизни! Может, я мальчиком взбирался на него, чтобы достать из кухонного шкафа конфеты, слипшиеся «подушечки» с кисловатым повидлом. А мама… где ты, мама, давно тебя нет на свете, но я помню, как ты вставала на носочки – на нем, на нем, на этом самом табурете! – тянулась, чтобы прикрепить к карнизу новые шторы, старалась ухватить материю тугим металлическим крокодильчиком, и солнце било в форточку, луч шел между твоими руками, щекотал мне щеку…
Анатолий Иванович медленно перевернул табурет, поставил на ножки. Посидел перед ним, как перед столом. И пошел в сарай за дровами.
При мне никто не умрет
повесть
1. Дождливый вечер
Батюшка, в хилой куртке поверх подрясника, дрожал всем телом и тоже был без зонта.
– Что ж вы такое творите-то, Михаил Ильич?
Тьму наполнял ровный гул деревьев и душевой шум дождя.
– На виду у всего города – призыв заниматься сексом!
– Это не призыв заниматься сексом, – деревянным голосом ответил Михаил, не глядя на священника и прижимая к боку сумку-аптечку. – Это призыв заниматься сексом в презервативе.
И зачем поперся через церковный парк, идиот?.. Ветви кустов впереди светились, в них прятался низкорослый фонарь. Листья бились и вздрагивали под золотыми струями – казалось, кусты пляшут на месте.
– Презерватив, вот именно… Ваша акция, уж простите, это какая-то пропаганда разврата!
– А что, по-вашему, должно быть на баннере? Обручальные кольца?
Он ускорил шаг, но отец Игорь не отставал – несся следом и кричал, отплевываясь от дождя:
– Кольца – прекрасная мысль! А? Михаил Ильич! Ведь прекрасная!
Михаил поскользнулся на раскисшей тропинке и наверняка бы шмякнулся, но был подхвачен твердой рукой оппонента.
Кабинет,