Дома и деревья закачались; помойные баки около столовой хлопнули крышками и выплюнули содержимое; поднялись и помчались пыльные мусорные вихри. Перепуганная Женька едва успевала уворачиваться от летящих на нее бутылок, банок, рыбьих голов и другой всячины. Мусор, листья, ветки – все! – спешило унестись подальше и побыстрее. Деревья и кусты тянули вверх свои стволы и ветви, желая вырваться из земли – на худой конец, оторваться от корней и улететь вместе со всеми, но корни держали крепко, – и растения вытягивались и напрягались точно струны – и звенели, визжали и гудели на всех октавах и регистрах.
И тут вдруг все на полном скаку замерло – и в ужасе оглянулось.
Над городом, заливая вся и всех нестерпимым черно-белым светом, поднимался огромный сияющий шар.
Женька упала на асфальт.
– Не бойся! – услышала она, и сильные руки поставили ее на ноги.
Рядом с ней стоял ее Коленька – такой, как на последней фотокарточке: улыбающийся, загорелый и в плавках.
Медленно, против желания, под действием силы большей, чем желание, сначала пыль, мусор, а за ними и все, что только что пыталось вырваться из расколдованного города – даже обе легкомысленные «маргариты», – все это сдвинулось, поползло и полетело в обратном направлении. Быстрее, быстрей, еще! – уже неслось и кувыркалось с невиданным ускорением к поднявшемуся грозному шару. Теперь он сиял прямо над Женькиной головой, и она поспешила укрыться под козырьком столовой.
Все взвилось и полетело клубящимся столбом вверх!
Деревья еще посопротивлялись немного, но и они, с корнями и землей, устремились вдогонку. Улица встала на дыбы. С домов послетали крыши. Обломились кверху балконы. Треснули и разрушились фундаменты.
Когда все это унеслось, а Женька осталась стоять, открылся лысый кладбищенский бугор.
Мертвые держались дольше всех: кладбище поднялось последним.
Из-под каменных и металлических обелисков и памятников вышли гробы и распахнулись!
Мертвецы встали в них, как венецианские гондольеры, – и так, дружной флотилией они двинулись вверх, в свой новый и действительно последний путь.
Шар пожрал всех!
И растаял в первых утренних лучах…
– Не бойся, – снова сказал Коля. – Один единственный день. Он уже прошел. Больше не будет.
И Женька поняла, что это наступило их первое утро после Судного дня.
– Спаслись, значит! – сказала Женька…
…и проснулась! Или очнулась? Одним словом, она была у себя в комнате – лежала на не разобранной постели, а котенок Кузя облизывал ее мокрую щеку.
Женька вышла на участок. Сегодня он был усеян бутылочными осколками, объедками и прочей дребеденью; мусорные баки лежали опрокинутыми и додымливали остатки вонючего дыма; над всем этим трудились и размножались мухи. («Какая гадость!» – сказал один из авторов, и другому пришлось добавить: «Даже солнце отвернулось от города и светило в степь».) Женька пару раз ширкнула звонкой метлой и