«Касабланку» мы посмотрели на одном дыхании; нас настолько увлекли перипетии сюжета, что мы едва обмолвились и несколькими фразами за все время просмотра. Правда, где-то на середине фильма ее заскучавшая ладонь нашла мою. Любовный треугольник, втиснутый в пространство охваченной пожаром войны Европы. Пугающее непостоянство нашего хрупкого мира и не менее пугающее непостоянство женщины. Извечные метания между долгом и любовью; мечутся в основном мужчины, но им не привыкать.
– Ингрид Бергман тут такая невинная и чувственная одновременно! – Мари не скрывала своего восторга.
– Жалко, что нельзя сказать то же самое про тебя.
– Какой же ты гадкий, Тима! – она больно ущипнула меня за плечо. Мы досматривали титры и допивали свой виски. Чуть позже она продолжила:
– Весь мир рушится, а мы выбрали это время, чтоб влюбиться1.
– Да, неподходящее время.
– Как ты думаешь, Тима, третья мировая все-таки будет?
– Если честно, хз, но по законам жанра вроде должна начаться.
– Слушай, какой-то треш вообще в мире творится. Люди реально озверели. Ты слышал про ту историю Салты и Бишимбаева? Какой же он подонок!
– Про убийство? Не знаю подробностей. Где-то читал про это недавно. Не помню где.
– Ты представляешь, меня настолько потрясла эта история, что я взахлеб посмотрела все записи в ютубе.
– Что еще за записи?
– Ну, записи судебных заседаний. Подсела на них, как на сериал какой-то.
– Слушай, ты в последнее время вообще разочаровываешь своими непонятными действиями, словами. Подсела, как на сериал. Ты типичная потребительница этого говнофастфуда, ты стала такой, как остальные. Раньше ты казалась мне более утонченной.
– Что здесь такого, что я хочу быть в курсе событий? Мне стало жалко Салту, это женская солидарность!
– Да пошла ты со своей Салтой!
Вдруг она резко развернулась, быстрым шагом засеменила в прихожую и собиралась уже выходить, как я ее остановил, задержав рукой.
– Это ты куда?
– Ты же только что послал меня. Вот я и иду!
– Слушай, сорри. Это я погорячился, прости. Я этого не хотел.
– Все, я пошла!
Она хлопнула за собой дверью. Я с озабоченным и растерянным видом походил по квартире минут десять, потом понял, что валюсь с ног. Лег в кровать и вырубился. Проснулся к десяти утра, бодрый и отдохнувший. Сделал себе омлет, потом заварил кофейку. Прочел чаты переписок в вотсапе. Мне никто не писал, как маркесовскому полковнику. На всякий случай послал ей войс, сказав все то, что обычно говорят в подобных случаях: я был неправ, ты мне очень дорога, я переживаю из-за того, что обидел тебя, такое больше никогда не повторится, я обещаю.
Через пару часов я увидел,