Надя растерялась, не знала, как дальше продолжить беседу. Она не хотела сообщать ужасные новости Галине Васильевне. В конце концов, они не так хорошо знакомы. Надя решила переключить внимание на себя.
– Галина Васильевна! Меня тоже скоро заберут, меня никогда не оперировали и вдруг… злокачественная меланома. Откуда только этот чертов рак берется? Ну а потом, после операции, мы, голодные прооперированные женщины, устроим ужин. Муж мой должен принести вечером фрукты, овощи и сладкое к чаю. Мне тоже очень хочется быть здоровой и жить долго.
– Знаете что, Наденька, я лучше по секрету вам расскажу, что творится у бедной Кати дома. Но только для того, чтобы вы опять отвлеклись и не тряслись так, как сейчас трясетесь… Только никому потом не говорите. Надя посмотрела на часы, еще оставалось два часа до операции. – Кому я могу рассказать? Я никого здесь не знаю. Если у вас есть силы, то я слушаю очень внимательно. Галина Васильевна посмотрела на угомонившуюся и спящую Тамару, на посвистывающую в углу во сне бабулю Лилю Хакимовну, на медленно поступающее из капельницы лекарство в ее вену, и начала:
– Мы все тут в больнице находимся в каком-то нереальном мире, ко всему присматриваемся и прислушиваемся. И я не исключение. Это еще и потому, что дома мне не с кем поговорить, муж не слышит, с сиделками мне не о чем говорить, не знаю, почему нам с ними не везет… У находящихся здесь людей на короткое время жизнь изменилась и вывернулась наизнанку. Они напуганы, становятся откровенными, боятся даже что-то не договорить чужим людям. Действительно, мы все здесь находимся в особом состоянии, каждый из нас на грани чего-то неизвестного…
Хотя вы ещё совсем молодая, Наденька, но может быть помните – была когда-то в СССР популярна карикатура, где был изображен старый седой американец в полосатом цилиндре, дядя Сэм, в зрачках которого были знаки долларов? Так вот, теперь у всех у нас точно так, как и у американцев. В глазах – значки долларов и евро. За большие деньги люди легко могут пойти на любые преступления и авантюры.