Млечный путь и каменный мост.
Если б я был Шекспиром,
Для тебя я бы создал сонет.
Я бы в ленте прямым эфиром
Зачитал бы его на весь свет.
Доносился бы голос столетий
Через матрицу сложных систем,
Как мы едем в красивой карете
Средь акаций и хризантем.
А если б я был космонавтом,
То я бы во время полёта
Поморгал тебе сверху
Фарами звездолёта.
Любовь никогда не проходит.
Хоть мы и станем другими,
Я оставлю послание в небе
Трубами выхлопными.
Если б я был Ремарком,
Для тебя написал бы роман.
Скажешь в такси: «Триумфальная арка.»
Я буду ждать тебя там.
В серой шляпе со свежей газетой
Я задумчиво буду стоять.
Там, где осень встречается с летом,
Чтоб о чём-то вдвоём помечтать.
А если б я был Мендельсоном,
Для тебя сочинил бы я вальс.
Рассказал бы я всем знакомым,
Как любовь изменила нас.
Ведь нам нужно совсем немного:
Пара фраз и любимый взгляд.
Видишь, в небе видна дорога
Среди звездных далёких плеяд.
А если б я был космонавтом,
То я бы во время полета
Помахал тебе сверху
Крыльями звездолёта.
Любовь никогда не проходит.
Хоть мы и стали другими,
Я оставлю послание в небе
Трубами выхлопными.
«Я любить не могу по-другому…»
Я любить не могу по-другому.
Мой душевный порыв обречён.
Я иду к опустевшему дому,
Облака задевая плечом.
Почему я принес столько боли
Тем, кого я пытался любить?
На крыле надоедливой моли
Я над комнатой буду парить.
А потом, мотыльком ослеплённым,
Упаду я на кухонный стол.
Что б узнать больным и влюблённым
Чёрной пропасти меченный ствол.
«Я был, друзья, одним из тех…»
Я был, друзья, одним из тех,
Кто всё поставил на успех.
И, схоронив премудрость Божью,
Заполнил сердце сладкой ложью.
Я жилы рвал, потел до крови.
Ломился дом мой от сокровищ.
Я стал слепцом с железной кожей,
На человека не похожим.
Я был умён, богат и весел.
Но Тот, Кто жизнь мою подвесил,
Провозгласил: «Часы пробили!
Душа твоя чуть легче пыли!»
И тёмной ночью в тишине
Пришёл Господь – пришёл ко мне…
Что жизнь впустую я прожил,
Я понял, вдруг упав без сил…
Appellatio2
Мир растворился в тумане,
И он стал для меня невидим.
Тогда в Галилейской Канне
Я увидел, как рухнет Рим.
Стал тяжёл офицерский китель.
Я вдруг понял, что всё решено.
Я