А если признаться: может быть, он не хочет делить Тодда ни с кем? Ведь он стал нужен шефу, как не был нужен никому и никогда.
Джастин навсегда запомнил поздний вечер пять лет назад, когда он скрючился над застывшим микротомом – лезвие занесено, и свежий мозг розовеет в холоде физраствора, а он даже не может пошевелить пальцем и включить мотор. Шестой. Шестой крысёнок за день, а результата нет, нейроны памяти в срезах гибнут. Никчёмность. Стыд ел кожу, щёки чесались. Заглянул Тодд Сектор, уже спешивший к последней электричке – его дом на правом берегу Гудзона, а машину, как многие ньюйоркцы, водить опасается, да и цена парковки на Манхэттене космическая.
– Тодд, прости, не тяну, пора завязывать, мне достаточно. – Джастин как ком из горла откашлял.
– А мне НЕдостаточно.
Завлаб двинул ногой табурет и осел мешком в стальное седло. В тот вечер последняя электричка ушла без него.
Да, Тодда надо спасать! Джастин его правая рука, и методику срезов мозга наладил, и за семь публикаций, написанные им в соавторстве с Тоддом, его прозвали Печатным Станком. Это не Дрыщ, как в старшей школе. Ладно, на Дрыща – запрет! Вновь ожгло, как тогда, когда он явился в класс после первого свидания с девушкой: крутой одеколон, настоящий мужчина, надвинулся, как свой к своей, а она брезгливо отвернулась и фыркнула, чтобы все слышали: «Вонючка! Дрыщ!»
Кабина вновь поползла и остановилась на нужном этаже. Джастин ступил из лифта – хлыстом по ушам лязгнуло стальной дверью западни. Втянул родной запашок неистребимой карболки – антисептика больниц прошлого века. Бросился по белесому линолеуму (как ни полируй мастикой, не смыть чёрные росчерки колёсиков каталок) – тормознул у кабинета «Профессор Т. Сектор», приоткрыл дверь и ввинтился внутрь гибким телом.
Вовремя!
Ухватил обрывок шуточки и быстрый смешок новенькой:
– Уговорили, буду называть вас просто Тоддом!
Сноп света пробил грязь оконного стекла, ударил в глаза. Когда солнце успело выйти? Ведь только что по лужам бежал. В сияющей пыли спиной к Джастину вибрировал длинный женский силуэт, стараясь не опрокинуться под тяжестью рыжей копны волос. Её грива, как гигантская головка калифорнийского мака, светилась в луче, и оранжевые брызги расцвечивали все тёмные углы, и Джастин впервые увидел, что стены замызганы и им нужна свежая покраска, а пол