Умеешь ли ты прощать? Не тех, кто приписал тебе все 777 смертных грехов, пусть их. Но сможешь ли ты забыть и простить себе эти сто лет или, как и предсказано, будешь каяться до тех пор, пока окончательно не расшибёшь себе лоб в соборах, мечетях, синагогах и дацанах? И сможешь ли потом не проклясть тех, кто вновь научил тебя молиться?
А куда девать тех, кто и не хочет слышать ни о каком прошлом и живёт между большой дорогой и тёмным переулком? Уж не ты ли помогал им размножаться, говоря о праве на бесплатные хлеб, водку и женщину, не так ли ты понимал гуманизм? И не нужно ли тебе теперь двенадцать тел новых апостолов, готовых защитить твои кости и органы, чтобы имел ты возможность учить других молиться новым старым богам? Может, всё-таки стоит на какое-то время позаимствовать меч у Христа, иначе зачем, по-твоему, Он нёс его сюда?
«Человек – животное, имеющее наглость обещать». Те, наверху, обещали все сто лет, ты помнишь это? Они научили обещать и других, сколько их теперь, и никому не стыдно. Да и то – стыдно ведь того, что ты считал себя лучше, а получилось хуже; а если ты уж и так хуже некуда – чего уж тут стыдиться? Юродивые и есть блаженные – и все вместе счастливые: им не стыдно. Тут уж и прощать нечего: живые, а сраму не имут. Кажется им, что любит их Бог, и блажат они с трибун, а кто теперь уже и в храмах… Не жди, им каяться не в чем – и тебе невозможно их простить; да и не попросят они у тебя прощения.
Осмотрись – кругом сплошные победители. Одни формируют очередной новый порядок, другие обретают старую фундаментальную религию, третьи всё ещё празднуют торжество своей победы быть свободными на счёт других… Лишь у тебя за плечами сто лет поисков своей правды. Ты тоже всё время побеждал, а истина открывается в поражении. И остаётся только победить себя, чтобы понять.
Осталось ли у тебя ещё время?
Кто говорит о времени, когда ты ищешь правды в себе?
Мои руки пусты – не мне бросать в тебя камни; хотя очередь первых давно прошла, но следующие за ними никак не могут остановиться. И я буду жить с ними, с русскими великими убийцами и святыми, потому что это – и моё тоже.
СЛУЧАЙ НА ОХОТЕ
1.
Сидорову, заместителю начальника департамента экономики N-ской области, сказали, что губернатор Евгений Геннадьевич Пуделькин, будучи на охоте, убил егеря. Сидоров был потрясён и, несмотря на строжайший запрет источника передавать эту новость дальше, рассказал об этом случае Ивановскому, владельцу городского ЦУМа, и Петровскому, начальнику областного управления ГосНИ. Через месяц известие о том, что Пуделькин убил егеря, знала половина города и треть имеющего высшее образование населения области.
Все отчего-то ждали, знающе подмигивая друг другу, что об этом вот-вот напишет свободолюбивая демократическая или не менее любящая свободу и Родину коммунистическая региональная пресса. В конце концов, все местные журналисты так или иначе ходили в друзьях у половины города и трети образованного населения области. Как-то предполагалось, что отчаянные папарацци, конечно же, вытащат на свет неприглядную историю о том, как Пуделькин начал гулять на новогодние праздники, обмывая заодно первые сто дней своего губернаторства, а в контрапункте изложения расскажут о далёкой деревне, где жил несчастный егерь, получавший за свою нелёгкую и опасную работу едва ли больше шестидесяти долларов в месяц, и как роковым образом пересеклись пути этих представителей элиты и народа. Но местная пресса словно воды в рот набрала. "Ну что там, продвигается журналистское расследование?" – спрашивали, бывало, акул пера мещане и обыватели. "Какое расследование?" – совершенно искренне в ответ удивлялись разгребатели грязи. "Про случай на нашей местной царской охоте", – продолжали вопрошать нетерпеливые доброжелатели свободной прессы. "Трудно идёт, никаких фактов, одни слухи. Официальные лица отказываются давать какие-либо сведения по данному вопросу, а охотхозяйство, сами знаете, у чёрта на куличках…" – "Так вы что, туда и не ездили?" – "Нет, не ездили. А чего там найдёшь? Мы вот только в областном УВД интересовались… Да и времени нет. Может, в будущем месяце…" И туземцы области N понимающе кивали головами и отставали от представителей местных медийных структур, продолжавших по два раза в день демонстрировать уважаемого Евгения Геннадьевича в самых положительных видах: вот он выделяет деньги на ремонт областного роддома, вот он сидит за рулём катка, разравнивающего щебень под дорожное полотно, всем своим видом показывая, что наступил окончательный конец дуракам и плохим дорогам… "Всё сам, везде сам…" – шептала растроганная вторая половина города и оставшиеся в неведении относительно случая на охоте две другие трети образованного населения области. И жизнь продолжалась.
Отдельные личности, тем не менее, ждали публикации не в местных, а в центральных газетах. Сидоров просто точно знал, что об этом должна была написать злобная оппозиционная