Как-то на Московском вокзале, поднимая в багажник тяжелую сумку клиентки, дядя Леша вдруг почувствовал резкую боль чуть выше живота. Боль вскоре отступила, но затем с настойчивой регулярностью стала напоминать о себе в разное время суток. За те же доллары врачи основательно обследовали ему все внутренние органы. Больной оказалась печень, причем болезнь была уже в той стадии, когда лечение не помогает, а лишь на время снимает боль. Не спасли ни разного рода знахари, ни прочие экстрасенсы, каких к тому времени развелось повсюду, как мокриц в сыром подвале…
Дядя Павел мне потом рассказывал: «Выписали Леху в конце апреля, я приехал забирать его домой. Стоит у ворот худенький, сгорбившийся старичок – при его-то росте метр девяносто! – стоит с целлофановым пакетиком. Так жалко стало, до слёз… Угробил печень водкой, дундук! Придет, бывало, к нам в выходной или в праздник с семисотграммовой бутылкой водки – и тянет ее, пока не высосет всю бутылку. Я, говорит, приговорил ее к смертной казни и должен привести приговор в исполнение. Выпьет всё до дна – и не пьян, пойдет – не качнется…».
В глубине кладбища, на старой сухой сосне, дятел давал трещотку, человеческие голоса слышались в стороне, на взгорке, где маячили памятники свежих захоронений. Веснин отяжелел от выпитого, вставать с металлической узенькой скамеечки не хотелось. Тучи попугали дождем и ушли на север, за реку. Выглянуло закатное солнце, оживив всё вокруг.
Он посидел еще сколько-то, прикрыв глаза, потом убрал в сумку пакеты, бумагу, пустую бутылку и стакан, поднялся и рассыпал остатки трапезы на могилы. Распихал конфеты и печенье по карманам.
«Ну что, бабушка, кажись, доложил тебе основное», – вслух сказал Веснин и вдруг вспомнил, что он сейчас старше бабки Кати на целых пять лет. Грустно усмехнулся: «Как быстро жизнь пролетела! Неужели так быстро?» Постоял, прочитал про себя недавно выученную молитву «Отче наш». Хорошо легли ее слова на душу, особенно «и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим». Но перекреститься, хотя и не было никого рядом, не смог.
Навестил могилы дедушки Ивана и бабушки Александры, родителей матери, но не задержался особо: там и присесть негде было. Убрал мусор, поправил холмики под железными пирамидками, разложил конфеты и печенье. Уже когда шел к большаку, вспомнил, что и бабушка Александра умерла, не дотянув до шестидесяти. И ее он не помнил. Видел, правда, в детстве на фотографии строгую женщину в сером сарафане и темном платке. Она сидела, а рядом стоял мужик в косоворотке